Кучер посмотрел на него исподлобья и потребовал двойную оплату. Алхимик молча вручил ему пять рублей и нетерпеливым жестом стал поторапливать. Монотонный цокот обычно убаюкивал Рудницкого, но сегодня все было иначе. Он не питал иллюзий насчет того, почему встреча назначена именно в таком месте: нужно было как-то избавиться от трупов, а тут достаточно было перенести их на территорию анклава. Там ими заинтересовалась бы только местная фауна.

Кучер высадил его перед величественной, но заброшенной каменицей и тут же повернул назад, подгоняя коня. Алхимик вошел в ворота, под ногами неприятно захрустело разбитое стекло – в здании не было ни одного целого окна. Перед дверями, что вели в комнату на первом этаже, стоял офицер в жандармском мундире.

– Ваше превосходительство, – кивнул он, – все уже на месте.

Забитые досками окна пропускали мало света, поэтому прошло какое-то время, пока глаза алхимика привыкли к полумраку. Он распознал Станкевича, за его спиной стояли несколько солдат и один гражданский среднего возраста. Theokataratos представляли Зав, Луна и Магнус. Посреди комнаты стоял стул, на котором сидел бородатый мужчина лет пятидесяти. Несмотря на свободную позу и высокомерное выражение лица, было в нем что-то, что наводило на мысль об узнике.

– Коль все заинтересованные в сборе, можем начинать, – произнес Станкевич.

Зав кивнул:

– Начинаем.

– Сначала послушаем профессора Белинского.

– Я не собираюсь ничего объяснять, – пожал плечами бородач. – Я выполнял свои обязанности. Напомню, что я руководствовался записями, в которых указано, как нейтрализовать угрозу о стороны Проклятых. Лично я не верю ни в какой договор между людьми и этими… животными. Я думаю, что либо господина Рудницкого обманули, либо он перешел на их сторону. Да, я выкрал одну из них. И я проводил над ней опыты, чтобы доказать эффективность определенных средств. Также я решительно протестую против этого странного собрания! Если вы считаете, генерал, что я в чем-то виноват, я хочу предстать перед судом. Легальным судом, а не бандой дышащих жаждой мести theokataratos.

– Приговор вынесет барон Рудницкий, а не Проклятые, – спокойно произнес Станкевич. – Сейчас ваша очередь, ваше превосходительство, у вас есть вопросы к профессору?

Алхимик стиснул кулаки: было очевидно, что Белинский хочет повернуть дело так, чтобы использовать природный страх людей перед Проклятыми. Лично он не сомневался, что эксперименты – если таковые действительно проводились – были только ширмой, удовлетворяющей садистским наклонностям профессора. Только как это доказать? К тому же правда о договоре, заключенном с Проклятыми, подорвала бы доверие к власти Варшавской республики, даже если все поверят, что заключен он был без их ведома.

– Вы сказали, что разоблачили Проклятую? А ведь она выглядела как обычная женщина. Если вы считаете Проклятых такой страшной угрозой, то почему же сразу не доложили, что среди нас разгуливают замаскированные под обычных людей theokataratos?

Белинский испепелил алхимика взглядом, но промолчал.

– Отвечайте, профессор, – приказал Станкевич. – Это серьезное обвинение.

– Я собирался сообщить властям, но после того, как получу подтверждение, что она действительно Проклятая.

– И как вы собирались получить эти подтверждения? Прижигая ее грудь и промежность? – рявкнул Рудницкий.

Алхимик надеялся, что бородач взорвется, но в глазах мужчины появился вызывающий блеск. «Это проба сил, – подумал Рудницкий. – Или что-то еще». Он ощутил спазм в желудке, распознав эмоции на лице Белинского: профессор хотел просто позабавиться с Проклятой, и, судя по похотливой ухмылке, ему это понравилось.

– А изнасилование? Это тоже тест? – импульсивно спросил он.

Станкевич вздрогнул, наклонился, чтобы лучше видеть профессора.

– Это правда?

– Вранье! – зарычал Белинский, срываясь с места. – Это все вранье и наговор! Изнасилование! Эта сука трахалась с кем попало!

В голосе профессора зазвучала правдивая, ничем не прикрытая ярость, в которой не хватало удивления, словно мужчина знал, что рано или поздно кто-то выдвинет против него такие обвинения.

Холодное пламя вспыхнуло в животе Рудницкого, потом перешло в вибрацию в позвоночнике, дошло до мозга, наполняя рот вкусом крови и стали. Слоги слова силы зловеще зашелестели, как трущиеся между собой чешуйки, и в руке появился клинок, обманчиво похожий на тот, каким он воспользовался против Проклятого. Голова Белинского подлетела в воздух, и фонтан крови из падающего тела залил всех присутствующих.

– Приговор: виновен! – процедил Рудницкий.

Солдаты потянулись за оружием, таинственный гражданский достал пузырек с радужным порошком, но Станкевич остановил его коротким приказом. На мгновение чувства алхимика перешли на новый, высший уровень, позволяя ему слышать звук стекающих на пол капель крови. Эйфория прошла так же быстро, как и пришла, оставив после себя ощущение пустоты.

– Вы поступили слишком опрометчиво, барон, но мы не будем оплакивать господина Белинского, – наконец произнес офицер. – Сегодня утром я получил информацию, которая частично, но подтверждает ваши слова. Я так понимаю, дело улажено? – обратился он к Проклятым.

– Естественно, – подтвердил Зав. – А сейчас, коль справедливость восторжествовала, позвольте откланяться.

– Прошу прощения, но мы еще не закончили, – запротестовал Станкевич.

– Правда?

– Конечно, вы помните мои замечания относительно договора с theokataratos?

Рудницкий глубоко вздохнул, лишь сейчас он ощутил боль напряженных долгое время мышц. Мысль, что он пережил эту встречу, пробивалась в его сознание, стены кружились, словно он только что слез с карусели.

– Я слушаю.

– Я говорю о налогах.

– Ах, об этом…

– Следует как можно быстрее обговорить эти вопросы, но не здесь.

– Ладно, – решил алхимик. – Недалеко отсюда живет моя кузина, напросимся к ней в гости.

Рудницкий первым направился к выходу, не дожидаясь реакции остальных. Желудок и виски пульсировали, но свежий воздух придал ему сил. За спиной он услышал приказ Станкевича, отданный солдатам, – убрать этот балаган. Вот и эпитафия для профессора Белинского: собаке собачья смерть.

* * *

Анастасия приветливо поздоровалась с ними, нисколько не удивившись этому внезапному вторжению, но, услышав в чем дело, извинилась и предоставила салон в распоряжение Рудницкого. Слуги подали легкие закуски, однако алхимик довольствовался крепким горячим чаем. Даже мысль о еде вызывала тошноту. Зато Станкевич и Проклятые охотно воспользовались угощением, наслаждаясь теплыми, только вынутыми из печи булочками, не отказались они и от десерта.

Алхимик надеялся, что Станкевич сам начнет разговор, но генерал сидел с таким лицом, словно его ничего не интересовало, кроме сорбета из малины.