– Господь милосердный! – прошептал Канизиус, и Касконе продолжил:

– Поэтому нельзя думать, что в картинах Микеланджело зашифрованы благочестивые псалмы. Если Микеланджело спорил о вере или бросил вызов святой инквизиции (сейчас-то мы все понимаем, что собой представляла эта организация), мы не должны бояться буквенного ребуса. Но тот, кто сумел познать природу человека, смысл его рождения и смерти настолько, что изобразил Иисуса Христа как ангела мести, поверь мне, брат во Христе, не будет действовать как шарлатан, а восстанет из созданных им фигур как победитель в битве. – Твои философские взгляды, Джулиано, видимо, тщательно продуманы, но фантазия выше моего понимания. Однако я легко могу себе представить, что в поисках решения задачи на свет может появиться то, что принесет нам гораздо больше головной боли, чем этот ребус. Больше я тебе ничего не скажу.

Кардинал-государственный секретарь погрозил пальцем:

– Causa присвоен статус specialissimo modo, specialissimo modo, ты это понимаешь?

– Именно поэтому я полон сомнений. Это открытие будет источником различных спекуляций и гипотез. Назови хоть одну тайну, которую удалось бы скрыть за этими стенами. Чем больше пытаются утаить, тем больше о ней болтают. Мне кажется, наихудшим решением было бы закрыть Сикстинскую капеллу для посещения.

– Этого делать никто не собирается, – возразил Касконе. – Но что будет, если о тайне узнают раньше, чем мы разгадаем ее?

– Я ознакомился с делом. Просто притушите свет и объясните это необходимостью реставрации капеллы. Например, сообщите, что свежие краски должны «привыкать» к прямым лучам света.

Кардинал-государственный секретарь Джулиано Касконе утвердительно кивнул, и собеседники пошли по длинному коридору, ведущему в собор Святого Петра. На ходу Касконе бросил:

– Просто не знаю; иногда мне кажется, что это открытие – часть Божественного плана, направленного против нашей гордыни. Мир плох, непристоен и полон лжи. Но как же ему здесь быть иным!

Они вошли в церковь. Там находился список всех пап в истории Церкви. Слабый свет весеннего солнца лился из окна. Из капеллы делла Колонна слышалось пение, вызывавшее благочестивые и смиренные мысли.

В это же время монсеньор Штиклер, камердинер папы, направлялся в левый боковой неф собора Святого Петра, в капеллу Святого Клементина, под алтарем которой нашел вечный покой папа Григорий Великий. Штиклер ненадолго задержался у могилы папы Льва XI (Медичи). Взгляд его скользнул по надписи на розах, изображенных на постаменте – «SIC FLORUI».[80]Она напоминает о недолгих тридцати четырех днях правления папы в 1605 году. Штиклер осмотрел исповедальню (украшенное витиеватым орнаментом страшилище в стиле барокко), будто ожидая от нее некоего знака. Издали не различить, находится ли кто-либо в исповедальне. Неожиданно дверца приотворилась, и из-за нее показался белый платок. Штиклер быстро направился к исповедальне и зашел за правую дверь.

Штиклер узнал за решеткой исповедальни префекта Конгрегации богослужения и дисциплины таинств. Джузеппе Беллини. Монсеньор, казалось, был чрезвычайно взволнован. Он произнес запинаясь:

– Ваше Высокопреосвященство, тапочки и очки Джанпаоло – у Еллинека. Я видел их собственными глазами.

Теперь и по другую сторону решетки воцарилось беспокойство. Кардинал Беллини прошептал:

– У Еллинека? Вы уверены?

– О, если б я не был уверен! – голос Штиклера стал громче. Кардинал даже призвал его к спокойствию:

– Тс-с…

Камердинер папы продолжал шепотом:

– Ваше Высокопреосвященство! Я прекрасно помню тапочки Его Святейшества, а также его очки… Но даже если бы я и не знал, как они выглядят, неужели вы думаете, что где-то могут обнаружиться вещи, настолько похожие на те, что невероятным образом исчезли после неожиданной смерти Его Святейшества? Нет, я готов дать голову на отсечение: это действительно тапочки и очки Его Святейшества. Они были на упаковочной бумаге, лежали в гостиной кардинала Еллинека в палаццо Киджи.

Беллини осенил себя крестом и пробормотал что-то нечленораздельное. Штиклер разобрал лишь слова: «Да пребудет с нами Господь». Потом Беллини сначала громко, затем понизив голос произнес:

– Брат во Христе, вы понимаете, что это означает? Это должно означать, что кардинал Йозеф Еллинек, может, и не является организатором заговора против его Святейшества Джанпаоло, но наверняка причастен к нему.

– Другого объяснения я не вижу, – шепотом подтвердил Штиклер. – Я вполне осознаю важность этого открытия.

– Боже мой, Штиклер, как же вы сделали это открытие? – Беллини с трудом сдерживался.

– Это было нетрудно, Ваше Высокопреосвященство. Раз в неделю я с кардиналом Еллинеком играю в шахматы. Еллинек – отличный шахматист. Он играл с Оттанни, созданные им комбинации широко известны. В прошлую пятницу мы, как всегда, встретились. Еллинек казался удрученным. Мы сидели в гостиной, как обычно, и Еллинек начал партию успешнее, чем я. Но уже спустя несколько ходов я перешел в атаку. Случайно мой взгляд упал на комод, а там, на коричневой упаковочной бумаге, лежали тапочки и очки.

– Вы хотите сказать, что пакет был вскрыт и просто лежал на всеобщем обозрении? Еллинек даже не пытался его спрятать?

– Нет, Ваше Высокопреосвященство, это было для меня полнейшей неожиданностью. Уже сама находка заставила меня застыть, но совершенно необъяснимым мне показалось, что Еллинек так хранит подобные corpus delicti,[81]ведь в моем приходе не было ничего неожиданного.

– То есть он сделал это преднамеренно, – прошептал Беллини.

И Штиклер так же тихо ответил:

– Да, иную причину назвать невозможно.

Джузеппе Беллини вновь перекрестился, но в этот раз более медленно и вдумчиво, дотронувшись указательным пальцем до лба, груди и плеч. Прошептал:

– Ave Maria, gratia plena.…[82]

По завершении молитвы Штиклер извинился за то, что позволил себе назначить кардиналу встречу в необычном месте. Зато оно одно из самых спокойных и безопасных. В Ватикане даже у стен есть уши. Совершенно не знаешь, кому можно доверять. Беллини был полностью согласен с собеседником. Надеяться нужно только на приход Господа и его праведный суд. Сложив руки для молитвы, он произнес слова из Откровения Иоанна Богослова:

– Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами. А вне – псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду.