Через полтора месяца фирма, зарегистрированная на найденных Матвеем алкашей, получила в банке большой кредит, после чего прекратила всякие деловые операции. А Юлия Николаевна Селиванова устроилась на работу в крупную брокерскую фирму, где курировала работу принадлежащего фирме карманного банка. В этот же период она значительно обновила мебель в квартире и купила себе «жигули» восьмой модели.

Большаков сидел в своем кабинете и нервничал. Перед обедом ему позвонили, сказав, что из ФСБ, и попросили назначить время, когда он может принять сотрудника для важного разговора. Он назвал половину пятого и пожалел об этом сразу же, едва положил трубку. Сказал бы, что готов принять представителя уважаемого ведомства сразу же, немедленно, благо что ехать от Лубянки до Тверской, где располагался его офис, минут пять. А так он, надувшись индюком, занятый важными и многотрудными делами, обрек себя на долгое ожидание. За прошедшие несколько часов чего он только не передумал! И что вскрылись его махинации с платежами по прошлогодним поставки нефти в Польшу. Строго говоря, все было сделано по закону. Точнее, по многим законам — по российским, польским, швейцарским и прочим, в соответствии с международными соглашениями об избежании двойного налогообложения, по выделенным правительством квотам, в соответствии с законом о свободной экономической зоне и прочими документами, которые позволяют то тут то там экономить несколько процентов, в результате чего в итоге набегают приличные суммы. Но не исключено, что в сложной схеме поставок и платежей, в которой участвуют несколько принадлежащих ему фирм, зарегистрированных не только в разных местах России, но и в разных странах, произошел какой-то сбой, небрежность, и теперь грозная контора, в гербе которой на первом месте стоит меч, решила потянуть за вылезшую из клубка ниточку. Или вылезла наружу его осенняя сделка с соляркой, которая была по смешной цене отпущена колхозам и совхозам Дальнего Востока, а на самом деле переправлена им в Японию. Да мало ли в чем могли усмотреть чекисты ущерб стране, который он якобы нанес. Его бизнес — как шахматная партия: сложный и многоходовой. И хотя он не требовал ежеминутной суеты как, например, розничная торговля, он не прекращался ни на мгновение. Нефть добывалась из скважин, обрабатывалась, текла по трубам, с одного счета на другой переводились деньги, меняя страны и хозяев, сотни и тысячи людей круглосуточно занимались обслуживанием этого процесса. Какой-то сбой в отлаженной системе мог произойти в любой момент. И такие сбои происходили. Но чтобы ФСБ…

Успокаивало то, что его не вызвали, а попросили назначить время. Похоже, ситуация не так страшна. Но в этом случае посетитель или посетители оказывались ближе к документам, к бухгалтерии. И неизвестно еще, не будет ли у них во внутреннем кармане пиджака постановления на обыск. Поэтому Большаков дал команду, и весь его небольшой коллектив большую часть дня подчищал документы — что можно показать, а что не стоит, уничтожались черновики и сомнительная переписка. Бухгалтер даже на обед не пошла, успев только чаю выпить прямо на рабочем месте.

Царившая в офисе суета почти не касалась его кабинета. За это время он съездил на встречу в министерство топлива и энергетики, оказавшуюся пустой тратой времени, несколько раз поговорил по телефону и думал, чем мог быть вызван такой визит. Ему даже вспомнились грешки трехлетней давности, о которых он, казалось, совсем забыл. Но все это больше должно было интересовать таможенников или налоговиков, но уж никак не ФСБ.

Лично проинструктировал охранника, чтобы тот внимательно проверил документы гостя, бывшего своего коллеги. И на всякий случай заказал себе билет на ночной рейс в Цюрих — мало ли как повернется разговор. Может, будет лучше какое-то время отсидеться за границей, тем более что отлаженный бизнес не требовал его непосредственного участия.

Фээсбэшник явился точно, минута в минуту. Посмотрев на электронные часы на столе, Большаков едва сдержал улыбку. Наверное, стоял бедолага где-нибудь за углом и высчитывал секунды, чтобы произвести впечатление. Произвел. Молодец.

Он поднялся навстречу посетителю и с замедленной барственностью протянул ему руку для приветствия, так что на какие-то мгновения рука относительно молодого, лет тридцати с небольшим, гостя повисла в воздухе. Эта крохотная пауза должна была сразу показать, кто здесь хозяин, кто владеет ситуацией, а кто просто так, суетится.

— Капитан Горохов Петр Евгеньевич, — представился вошедший и потянулся было за удостоверением, но Большаков остановил его небрежным жестом — к чему церемонии! В иной ситуации он обязательно потребовал бы документ, но за несколько минут перед этим его уже проверил охранник и сообщил по телефону: «Все в порядке». Так что можно было позволить себе красивый жест.

— Какие у вас ко мне вопросы? — закурил Большаков, решив, что ему представляться не стоит, и, как будто спохватившись, предложил закурить капитану, протянув ему раскрытую пачку. Тот поблагодарил и аккуратно вытащил сигарету. Это было хорошее начало. Значит, настроение у него не воинственное, не враждебное, иначе бы он отказался и закурил свои. Хотя сигарета и не взятка, как это ни крути, но психологически ставит берущего пусть в небольшую, но все же зависимость. Ма-аленький такой — но должник. Птичка вязнет с коготка, это Большаков давно усвоил.

— Да вот, хотим, чтобы вы помогли нам разобраться в одном деле.

— Весь к вашим услугам. Чем могу, как говорится.

— Вы знакомы с Асланом Бараевым? — спросил Горохов.

Этого вопроса Большаков не ожидал. Какого угодно, только не этого. При чем тут Аслан, чтобы его черти в аду сварили? Почему о нем спрашивает этот капитан с прямыми, как солома, волосами? Нащупали связь? Что-то серьезное?

— Знаком. Точнее говоря, был знаком. Насколько можно верить прессе, он погиб, так?

— Строго говоря, его убили. Во время угона самолета.

Неожиданно Большаков вспомнил принесенные Пашковым фотографии. Где они? Куда их сунул? Надо было их сразу выбросить. Порвать и сжечь в камине. Так нет же — оставил, как дурак, любоваться. Немедленно уничтожить. Немедленно! Это же улика. Такая улика, что, если их найдут, ему трудно будет отвертеться от обвинения в организации заказного убийства.

— Да, я читал заметку, — сдержанно кивнул Большаков, стараясь не проявлять эмоций. Неожиданно ему захотелось пить, но он решил выждать пару минут.

— Какие у вас с ним были отношения?

— Отношения? Если одним словом — непростые.

— А если не одним? — настойчиво спросил капитан.

— Не одним — очень непростые, — позволил себе пошутить Большаков и в свою очередь спросил: — Разговор у нас, чувствую, не короткий. Может быть, кофе?

— Спасибо, не откажусь.

Большаков, беря паузу, велел секретарше принести кофе, а сам лихорадочно соображал, что можно говорить, а что нельзя. Если к нему с таким вопросом пришли, то кое-какие ответы наверняка знают. Только вот какие?

— Итак, Бараев. Что про него можно сказать? Одно время он отчаянно старался быть мне полезным.