Его невесёлые размышления были прерваны очередным стоном Манриоло, за которым снова последовал гулкий утробный звук из глубин дома. Алессандро осмелился осторожно потрясти раненого за плечо:

— Луиджи! — тихо сказал он, оглянувшись на дверь. — Вы меня слышите?

Голова ариминца бессильно мотнулась на подушке, брови страдальчески изогнулись. Рядом с миской Алессандро увидел чистый платок и намочил его, чтобы охладить больному лоб.

— Франческа, — вдруг отчетливо пробормотал Манриоло. — Милая, оставь.

Отшатнувшись, Алессандро медленно выпрямился. Казалось, вся кровь бросилась ему в лицо. «Это просто от духоты», — подумал он, стараясь не давать воли гневу. В тесной комнате висел тяжелый дух болезни, смешанный с липкой сыростью, долетавшей с канала. Проклятье, да здесь дышать нечем! Алессандро машинально сделал несколько шагов и опомнился лишь на пороге, задумчиво опершись на дверной брус.

«Вообще-то она ничего тебе не обещала», — строго напомнил он себе. Но почему-то всё равно было больно.

«И ты сам отослал её из города с Манриоло!»

«Да, потому что у нас не было другого выхода!»

«Разумеется, она тебя забыла. Или ты думал, что она будет преданно ждать у окошка, когда ты соизволишь явиться?»

Раненый снова застонал. Нужно было позвать Фалетруса. Алессандро ждала масса дел в городе. У одной из галер повредило руль, и она нуждалась в ремонте. А ещё следовало проследить за вывозом битого камня из Оливоло. А ещё в полдень должно было состояться внеочередное заседание Большого Совета. Может, Гвидо обнаружит новые улики, и тогда дон Сакетти оставит Манриоло в покое. Тогда можно будет незаметно вывезти его из города…

— Мэтр Фалетрус! — крикнул Алессандро в коридор. Прислушался.

Издалека доносился монотонный бубнёж доктора, перечислявшего самые неотложные нужды нового госпиталя. Очевидно, список был длинным.

Что ещё он забыл? Ах да, тот корабль с припасами для крепостей и галерную флотилию для его сопровождения.

Давящая тишина в комнате, казалось, с каждой минутой обрастала острыми краями. Алессандро старался не смотреть в сторону больного, боясь услышать ещё что-нибудь… неподобающее. Все насущные дела, захлестнувшие его в последние двое суток, вдруг стали только поводом отвлечься от назойливых мыслей о Франческе. Хотя, если вспомнить, что между ними было? Та единственная встреча на алтане… Тогда ему показалось, что в её глазах светится неподдельное тепло и участие. Может, он вообразил себе всё это, когда валялся раненый, с переломанными рёбрами. Мало ли что ему померещилось, это ещё не повод предъявлять девушке претензии!

В поисках доктора он вышел на галерею, но Фалетруса в холле не оказалось. Там, как неприкаянная душа, болтался Энрике, прижимая надушенный платок к носу и явно не решаясь снова вернуться в лазарет.

— Я спущусь в крипту, попробую успокоить валлуко и выгнать его наружу, — сказал Алессандро. — А потом мы вернёмся и доложим обо всём дону Сакетти. Если увидишь Фалетруса, скажи ему, пусть зайдёт к ариминцу. Тот, кажется, бредит.

Энрике молча кивнул. При упоминании крипты на его лице мелькнул страх. Он не предложил составить компанию своему приятелю. Да тот и не хотел.

* * *

Зал Масок, откуда вёл тайный ход в крипту, неузнаваемо изменился. Здесь было тихо, пыльно и пусто. Исчезла богатая коллекция безделушек, которой так гордился дон Арсаго. Исчезли жуткие белые маски (чему Сандро был только рад) и собрание книг. Исчезли своенравные зеркала, отражающие только то, что им вздумается. Осталось лишь одно зеркало, в раме которого прятался маленький рычажок, открывающий потайную дверь. Алессандро повернул его — и старый шкаф со скрежетом развернул своё опустелое нутро вдоль оси.

Заклинив проход нарочно заготовленным камнем, чтобы тот случайно не закрылся, он начал спускаться в тесную каменную трубу. Стены были неприятно липкими на ощупь, скользкие от сырости ступеньки так и норовили выскользнуть из-под ног. В прошлый раз он проскочил эту лестницу, даже не заметив, так боялся опоздать! Сейчас спешить было некуда, но задерживаться в грязном склепе тоже не хотелось. Винтовая лестница виток за витком уходила вниз. Темнота, казалось, скручивалась вокруг плотными кольцами, сжимая грудь, лишая дыхания. Вонь здесь стояла невероятная. Алессандро старался дышать через раз, и всё равно перед глазами вскоре поплыли цветные круги. «Как только у Франчески в тот раз хватило духу забраться в это логово!» — поразился он про себя.

Франческа… Интересно, чем этот Манриоло её зацепил? «Тем, что не ходил вокруг да около», — поддел себя Алессандро. Сам-то он так и не решился признаться ей в своих чувствах. В отличие от обаятельного и бойкого ариминца, он никогда не умел выразить душу в словах. Да и шрамы не добавляли ему привлекательности. А если вспомнить, что отец его считался изменником, запятнавшим свою честь, и за тридцать лет Алессандро не нажил пока ни имения, ни влиятельных покровителей… М-да, его вряд ли можно было считать подарком!

Эти колкие мысли били по самолюбию, зато как будто помогали взбодриться, отгоняя вязкие страхи. Он сам не заметил, как нога нащупала последнюю ступеньку. Внизу было подозрительно тихо. Темнота стояла такая, что, вытянув руку, собственных пальцев не различишь. Интересно, где же валлуко? Может, сбежал?

Нет, похоже, он здесь. Алессандро чувствовал присутствие живого существа. Почти слышал, как мечется чьё-то сознание, охваченное смутным страхом. Он сказал Фалетрусу, что валлуко привела сюда тоска по хозяину, но это была не вся правда. Очевидно, болезнь Манриоло разрушила мысленную связь кьямата между ним и Гриджо, и бедный валлуко не мог понять, что с ним случилось. Так, возможно, чувствовал бы себя человек, вдруг лишившийся зрения или слуха.

— Гриджо? — осторожно позвал он, пробираясь в темноте.

Послышался слабый всплеск — и всё стихло. По стене пробежало мерцание, будто случайный луч света, отразившись от чьего-то окна, на миг проник в крипту. Алессандро, боясь спугнуть несчастное животное, медленно двинулся вдоль кромки черной воды, ориентируясь лишь на слух.

«Я тебя понимаю», — хотел он сказать. После стычки с морским чудовищем (в этой самой крипте, между прочим!) иногда он тоже с изумлением прислушивался к себе. Один или два раза в месяц ему снились чужие яркие сны. Вслед за снами приходила особая чуткость, позволяющая угадать приближение шторма по рисунку облаков на небе, по особому привкусу ветра или по ширине морских гребней. А потом всё опять исчезало, и Алессандро снова становился нормальным человеком. Это было похоже, как будто кто-то поманил тебя сказкой — а потом отобрал. Но в отличие от валлуко, он мог хотя бы осмыслить своё состояние и сделать выводы. А бедняга Гриджо, чья жизнь внезапно лишилась половины красок, чувствовал только злость, боль и обиду: за что его так наказали?

В крипте было сыро и душно. Где-то мерно, одна за другой, падали капли. Каменная махина дворца, казалось, давила на голову, мешая сосредоточиться. Алессандро попробовал мысленно обратиться к валлуко: «Это плохое место, пойдём отсюда! Там, снаружи, просторно, а в волнах плещется много рыбы. Твой хозяин со временем выздоровеет и найдёт тебя. Всё будет хорошо, не бойся!»