Как Байкер и обещал, на шоссе мы вышли через час. Едва под ногами оказался присыпанный палой листвой растрескавшийся асфальт, я оглянулся: небольшой лужок с разбросанными там и сям кустами и деревьями; аномалии выдают себя проплешинами примятой и скрученной травы, столбами дрожащего воздуха и вихревыми воронками с кружащими в них обрывками стеблей и обломками веточек. «Хороший у меня учитель, – подумалось мне. – Уже на глаз, без приборов, могу большую часть ловушек различить!» На горизонте столпились полуразрушенные домишки и будто прощались с нами, глядя подслеповатыми глазами выбитых окон. «Расстояние-то – всего ничего, даже километра не будет, а сколько времени угрохали, – заметил я. – Да уж, с такой скоростью далеко не уйдёшь, а торопиться – себе дороже. Как говорил доморощенный стритрейсер Антоха Дружинин: “Быстро едешь – тихо несут”. Хотя в нашем случае правильнее сказать: “идёшь”, но смысл-то от этого не меняется. Разве что здесь нести некому: влетишь сдуру в какую-нибудь аномалию или на мутняка, а может, и на бандюков нарвёшься – и всё, так и останешься непогребённым на заражённой землице лежать. Потом вороны проклятые да твари всякие на обед со всей округи соберутся, косточки дочиста обглодают. И будут мои останки покоиться в этом аду, пока дождь, солнце и ветер не превратят их в пыль. Ибо в Библии давно сказано: “…прах ты и в прах возвратишься”. Аминь!»

– Эй, журналист, ты чё там, молишься, что ли? – тряхнул меня за плечо проводник.

Видимо, я произнёс последние слова вслух. «Надо же, раньше за собой такого не замечал, – смутился я. – Надо усилить контроль над мыслительными процессами, а то озвучу случайно что-нибудь из сокровенного, – потом проблем не оберёшься».

– Ты, эта, ёксель-моксель, тогда и за меня попроси, сам-то я не умею, да и не верю ни во что, если честно, – сказал Байкер и двинулся к стоящему на краю шоссе ржавому БТРу.

Я потопал за ним, внимательно глядя под ноги. За прошедшие с момента аварии тридцать лет погода и время изрядно потрепали асфальт. Во многих местах трещины превратились в большие засыпанные мусором и заросшие травой ямины. «А вот интересно, – снова задумался я. – В этой реальности четвёртый энергоблок рванул в то же время, что и у нас, или ЧАЭС вообще не взрывалась и произошёл другой катаклизм: вроде падения метеорита (а что? а вдруг?)?»

– Матёрые бродяги – особенно те, кто из первых, – на полном серьёзе говорят, мол, у Зоны свой бог, – продолжил тему Байкер. – Одни его Тёмным Сталкером кличут, другие просто Владыкой зовут. Слыхал я от них и такую байку: дескать, Монумент – это храм Тёмного Сталкера, и только истинно верующему откроется тайна возникновения Зоны, и будут ему дарованы все блага мира. А если не веришь иль верой слаб, то, прикоснувшись к храму Тёмного, душу ему свою отдашь и навеки его рабом станешь. Вот так-то.

– Занятный фольклор, – хмыкнул я и следом за Байкером сильно сдал влево, огибая похожую на муравейник кучу. «Кто его знает, что это за кучка такая, – осторожничал я. – Может, просто мусор ветром нанесло, а может, под ней мутант какой или аномалия прячется. Подойдёшь ближе, а оттуда – раз – и нежданчик выскочит». А потом спросил напарника: – И что, много таких, кто в Тёмного верит?

– Да, почитай, каждый пятый. Особо фанатичные давно уже к центру Зоны пробрались и там группировку сколотили. Говорят, все подходы к ЧАЭС заблокировали, а вокруг Саркофага так вообще несколько ярусов обороны выстроили, чтоб никого к богу своему не подпускать. Поэтому из отправившихся к станции бродяг обратно почти никто не вернулся, а те, кому это удалось, давно уже стали легендами Зоны: Семецкий, Болотный Лекарь – вчера на привале о них говорил, – Журналист вот тот же самый…

Байкер неожиданно замолчал и вдруг резко обернулся:

– Слышь, паря, а ведь кликуху тебе надо менять. В лагерь придём, сразу спросят: как звать, кто такой. А ты что им скажешь? Здравствуйте, я журналист. – Он покачал головой, скептически поджав губы. – Не выйдет. От тебя за версту салагой несёт. Какое же погоняло тебе придумать, а?

– Может, оставить то, каким целый день кличешь?

Проводник удивлённо вытаращился, даже рот приоткрыл от изумления.

– Ты же сам недавно сказал: «Слышь, паря».

– Молодец! Голова! – хлопнул меня по плечу Байкер. – Решено. Вставай на колено.

Я чуть развёл руки в стороны и вопросительно посмотрел на него.

– Делай, что говорю, – прикрикнул он, скидывая автомат с плеча. – Обряд проводить буду.

Я усмехнулся, но колено преклонил. Байкер сразу стал серьёзным. Проверил предохранитель, не перевёл ли случайно в положение стрельбы, обхватил приклад «калаша» мозолистой ладонью, коснулся стволом сначала левого, потом правого плеча со словами:

– Отныне и навсегда нарекаю тебя новым именем: Паря. Носи его с гордостью и…

– Да пребудет со мной сила, – перебил я его и улыбнулся во все тридцать два зуба.

– Балбес, – добродушно пробурчал Байкер. – Ладно, и так сойдёт. Вставай, чего прохлаждаешься? – Он повесил автомат на шею, положил на него руки и стал похож на отобравшего у вьетконговца трофей американского пехотинца времён войны во Вьетнаме. Разве что с бородой и без панамы цвета хаки с засунутой под ремешок пачкой «Мальборо». – Ну, чего застыл? Иди вперёд, тренируйся безопасную дорогу искать.

Зона у любого, даже не посвящённого в её тайны человека быстро вырабатывает привычку к осторожности. Радиация, мутанты и смертельные ловушки повсюду так и ждут, когда сталкер допустит малейшую оплошность. Здесь волей-неволей начинаешь внимательно смотреть по сторонам, прислушиваться, принюхиваться, контролировать каждый шаг.

Я заметил, что большинство аномалий издают всяческие звуки: электростатические – пощёлкивание, гравитационные – хруст, термические – слабое посвистывание. Кроме того, они проявляют себя запахами. Например, рядом с «разрядником» сильно пахнет озоном, от «гравиконцентрата» слабо несёт сероводородом, а около «жаровни» – копчёностями. Так что, в случае крайней необходимости, по Зоне можно передвигаться и без сканера аномалий, правда, сил и времени на это уйдёт в несколько раз больше.

Невольно копируя повадки проводника, я двинулся по шоссе, прислушиваясь к ощущениям и кидая камушки каждый раз, когда казалось, что впереди ждёт аномалия. Довольно скоро я заметил странную вещь: твёрдому асфальту локальные зоны изуродованного пространства почему-то больше предпочитали мягкий субстрат и, в основном, располагались у обочины или в небольшом отдалении от трассы. Я немного расслабился и двинулся вперёд, полагаясь только на глаза и уши.

Примерно через полчаса пути рельеф стал более холмистым, пирамидальные тополя вдоль шоссе сменились зарослями кустарника, отдельно стоящими сосенками и лиственными деревьями. На склонах холмов то и дело виднелись заросшие травой глубокие воронки, иногда встречалась ржавая техника со следами давних пожаров, выбитыми стёклами и без колёс. Попался даже сбитый вертолёт с погнутыми лопастями и переломленным пополам хвостом. По всей длине кабины косой строчкой шёл ряд отметин от крупнокалиберного пулемёта. Сзади всё чаще раздавался тихий шелест одежды, бряцанье оружия и слабое жужжание сервоприводов цифрового бинокля: Байкер внимательно осматривал окрестности на предмет нежелательных гостей типа мутантов или мародёров.