Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет. — Донован был не похож сам на себя: небрит, в смятой рубашке, глаза воспалены. — Моя жена… Она замечательная женщина. Ей каким-то чудом удалось добраться до дому, она попыталась набрать девять-один-один. Телефон упал на пол.
— А вы договорили за нее?
— Ее звонок был прерван, мне пришлось снова дозваниваться.
Впервые за двенадцать лет Нэшу захотелось плакать. Господи! Он должен был это предусмотреть. Он должен был проводить ее до дому, убедиться, что с ней все в порядке.
— У нас имеется запись того первого разговора, — сказал один из репортеров.
После паузы с телеэкрана раздался записанный на пленку, полный ужаса голос Сары Айви: “На помощь!.. Помогите!.. Помогите мне!..”
Нэш провел дрожащей рукой по волосам.
— О господи!
— Полиция считает, что целью нападения было изнасилование. Вам известно, что ваша жена, возможно, стала жертвой изнасилования?
Донован Айви огляделся с мученическим выражением на лице.
— Как они могут задавать такие вопросы? — удивился Харли. — А еще говорят, что это у нас совести нет.
— Я… э-э-э… ничего не знаю. — Донован Айви явно старался взять себя в руки. — Они взяли образцы. Будут проводить анализы.
— Как насчет полицейского, утверждающего, что он незадолго до этого видел вашу жену на улице?
Казалось, этот вопрос удивил Донована, сбил его с толку.
— Мне об этом ничего не известно.
— Насколько серьезны повреждения, нанесенные вашей жене?
— Травма головы. Так они это называют.
— Насколько я понимаю, ваша жена потеряла много крови.
— Ради всего святого, прошу вас! Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом?
Безжалостные вопросы репортеров вызвали у Нэша воспоминания о других подобных вопросах, заданных в другое время. Много лет назад. Он зажмурился, прогоняя страшное воспоминание.
Нападение. Изнасилование. Кровь.
У него мурашки побежали по телу. Голова закружилась. Ему показалось, что его вот-вот стошнит. Он почти не прислушивался к болтовне Харли, доносившейся до него словно с другого конца длинного туннеля:
— Вот в эту минуту он заработал тридцать тысяч голосов сочувствующих. Черт, сейчас я бы и сам за него проголосовал.
В голове у Нэша гудело.
— Знаешь, что я думаю? — Гудение стало громче. — Я думаю, он врет почем зря. Лапшу на уши вешает. Вот что я думаю. Он просто играет роль.
Гудение превратилось в рев.
— Эй, приятель, — донесся до него голос Харли с другого конца туннеля. — Эй, парень! С тобой все в порядке?
Нэш попытался открыть глаза. Комната накренилась. Он снова закрыл их. Попробовал встать, зашатался и рухнул обратно на кушетку.
Кто-то что-то прижал к его лицу. К носу и ко рту. Какой-то чертов мешок. Чертов бумажный мешок.
— Дыши, — скомандовал Харли. — Просто дыши как обычно.
Нэш вдохнул. Выдохнул. Еще и еще раз. Наконец комната встала на место.
В какой-то момент, пока его мучил приступ дурноты, Харли успел выключить телевизор. Наконец Нэш пришел в себя настолько, что уже сумел сам удержать в руках мешок. Он весь взмок от пота, как будто второй раз за сутки искупался в озере Мичиган.
— Спасибо, — сказал он, убедившись, что может дышать без мешка. — Где ты разучил этот трюк?
— Мне иногда приходится делать такие упражнения. Насыщать легкие кислородом. Нэш кивнул. Ну конечно.
— Тут нечего стыдиться.
— Верно.
— Не принимай ты так близко к сердцу эту историю с Айви, — сказал Харли. — Это же не твоя вина.
— Ты не понимаешь, — возразил Нэш. — Я был с ней прошлой ночью.
Несколько секунд прошли в напряженном молчании.
— Не смотри на меня так, — нахмурился Нэш. — Ты что, с ума сошел? Я ее пальцем не тронул!
— Знаю, знаю. Но никому не говори об этом, а то Айви всю вину свалит на тебя.
Неожиданно для себя Нэш начал говорить и рассказал Харли обо всем, что случилось этой ночью. Когда он закончил, Харли сказал:
— Ты ни в чем не виноват. При сложившихся обстоятельствах вряд ли она позволила бы тебе проводить себя до дому, так что перестань себя корить.
Но Нэш не мог не думать о Саре. Весь день он не отходил от телевизора в ожидании последних новостей.
В тот вечер он сидел на своей разбитой кушетке, держа в руках две фотографии Сары Айви. Он переводил взгляд с одной на другую и обратно, словно следил за теннисным матчем.
На первом фото она была изображена в тот момент, когда думала, что осталась совершенно одна. Она стояла у стены в дамской туалетной комнате, закрыв глаза, запрокинув голову… Беззащитная жертва, подставившая горло под нож.
И вот снимок, сделанный на берегу…
Сияющая. Незабываемая. Сексуальная.
Он обвинил ее в том, что она живет в башне из слоновой кости, а она попыталась сбежать из этой башни.
И что в результате? Поймана. Избита. Возможно, изнасилована.
Руки у него задрожали, и он уронил фотографии. Жалость к хрупкой женщине с огромными серыми глазами болезненно царапнула по сердцу.
“Господи. О господи…”
На следующее утро Нэш ел пирог с цыпленком, запивая его тепловатым чаем из пакетика, и одновременно смотрел по телевизору новостную программу с последними известиями о Саре Айви.
— Хотя лабораторные анализы показали, что сперма, обнаруженная при обследовании Сары Айви, принадлежит ее мужу, версия с попыткой изнасилования по-прежнему рассматривается как одна из основных. На данном этапе, если не считать заявления мистера Айви, все остальное — из области предположений, и ситуация не изменится, пока миссис Айви не придет в себя. Ее показания могут пролить свет на случившееся и подтолкнуть буксующее на месте полицейское расследование.
Далее последовало интервью с врачом Сары. Он рассказал о травме головы, о гематоме и кровопотере, о том, что медикам пришлось держать ее под наркозом, пока опасность не миновала.
Изображение вернулось в студию, на экране возникло лицо ведущей — холеной женщины лет тридцати.
— Тем временем, — продолжала дикторша, — Донован Айви отказался покинуть палату своей жены, несмотря на уговоры врачей, уверявших, что ему необходимо хоть немного отдохнуть. Он, не смыкая глаз, дежурил у постели жены — измученный, в измятой одежде, которую не менял целые сутки. Когда медперсонал предлагал сменить его, он отвечал, что не хочет, чтобы его жена, очнувшись, увидела перед собой чужое лицо. — Ведущая программы собрала свои бумаги на столе, выровняла их, придавила рукой и добавила, глядя прямо в объектив: — Полагаю, это свидетельствует о том, что в мире еще не перевелись настоящие мужчины.