– Спасибо. Мама, спасибо тебе!

– С Новым годом и с днем рождения.

Жаклин быстро дотронулась до Уинтер – редкое, нежное, почти любящее прикосновение – и отбыла на новогодний вечер. Уинтер была слишком потрясена, чтобы как-то отреагировать, и когда бросилась к двери, чтобы обнять мать, поблагодарить ее, поплакать, Жаклин уже уехала.

И больше Уинтер ее не видела. Перед рассветом автомобиль Жаклин сорвался со скалы на Малхолланд-драйв. Уровень алкоголя в крови Жаклин зашкаливал. Ее смерть была признана несчастным случаем, но Уинтер задавала себе вопрос, не продумала ли ее мать все это заранее, не потому ли она подарила ей эти серьги, без слов восстановив связь с Лоренсом после многих лет горького молчания. Уинтер не могла не думать о том, что ее мать сознательно прощалась с ней.

«Это Жаклин. Меня или нет дома, или нельзя беспокоить для ответа. Если вы звоните, чтобы предложить роль, которой обеспечен «Оскар» – статуэтка, а не еще одна номинация, – оставьте сообщение. В противном случае…»

Уинтер снова и снова прослушивала запись на автоответчике матери. У нее были фильмы Жаклин, но то были роли. А вот посылающая к черту запись на автоответчике была настоящей Жаклин. Уинтер боялась стереть ее, но в конце концов перестала прослушивать и, тщательно завернув, положила в сейф рядом со шкатулками, полными драгоценностей.

Эллисон, Патриция и Шон Фитцджеральды хотели, чтобы Уинтер поселилась у них, вошла в их любящую семью, но Уинтер отказалась. Она рассчитала всю проживавшую в доме прислугу и осталась одна, скорбя и поджидая отца.

Уинтер думала, что Лоренс Карлайл приедет на похороны Жаклин. Там собрался весь Голливуд, все возлюбленные Жаклин, все, за исключением Лоренса. Это очень опечалило Уинтер, но и подарило надежду. Это доказывало, что все эти годы Лоренс не давал о себе знать из-за чего-то, связанного с Жаклин.

Три месяца спустя после смерти матери Уинтер сидела у себя в гостиной вместе с Лео Стайлсом, старшим партнером юридической фирмы, занимающейся ее имуществом, и вникала в ошеломляющие подробности своего огромного наследства. Сам дом, без обстановки, был скромно оценен в восемь миллионов. Затем следовали пять оригиналов импрессионистов, включая две работы Моне; большой сейф в спальне, заполненный бархатными футлярами, в которых лежали украшения из драгоценных камней – от Тиффани, Уинстона и Картье; бесценная фильмотека; два «Оскара» Жаклин; доход с мудро вложенных в ценные бумаги заработанных миллионов, так и не потраченный, потому что всегда находились любовники, готовые обеспечить Жаклин; дорогая мебель; и трастовый фонд для Уинтер, учрежденный Лоренсом Карлайлом.

– Трастовый фонд? – «От папы?»

– Да. С момента развода он ежегодно вносил значительные суммы, – объяснил Лео Стайлс. – Ну а поскольку ваша мать всегда была способна вас обеспечить, мы просто создали из этих денег специальный фонд. На данный момент он составляет около десяти миллионов.

– Он все еще…

– Пока вам не исполнится двадцать один год.

Уинтер в задумчивости прикусила нижнюю губу. Прошло три месяца, и каждый день она ждала, что Лоренс спасет ее, свою давно потерянную, всегда любимую дочь. А что, если он не знает о смерти Жаклин? Теперь появился способ в этом удостовериться.

– Вы знаете, как с ним связаться? – спросила Уинтер. Она-то знала как. Она знала адрес Лорелхерста и адрес киностудии Лоренса в Лондоне, и даже знала номер его телефона.

– Разумеется.

– Вы не могли бы позвонить ему, поговорить с ним лично и сказать, что мама умерла и… – Уинтер замолчала. Передать отцу послание – это очень важно. – Поблагодарите его за деньги, которые он для меня присылал, скажите, как много это для меня значит, но передайте, что деньги мне больше не нужны. – «Мне нужен он».

Через две недели Уинтер позвонила Лео Стайлсу, чтобы убедиться, что ее послание было передано.

– Да, я разговаривал с ним лично.

– Что он сказал?

– Он сказал, что все хорошо, и поблагодарил меня за звонок.

– И все? – «И ничего обо мне?»

– Да, это все.

Уинтер ждала Лоренса Карлайла, скорбя по матери, и ее душа была полна боли от одиночества и страха. Но Лоренс Карлайл не появился, и вся любовь и надежда, которые жили в сердце Уинтер, превратились в ненависть.

Ненависть погубила ее мечты. Она больше не хотела быть актрисой. Да и как бы она смогла? Как она могла найти радость в том, что стоило ее матери жизни, полной отчаяния, и способно было привести ее к двери человека, которого она ненавидела всем своим сердцем?

Уинтер оставила свои мечты, как была оставлена отцом, о котором мечтала. Лоренс Карлайл больше не являлся частью ее жизни. Ей просто придется забыть о нем. Уинтер выбросила все альбомы с наклеенными вырезками и дала себе торжественную клятву никогда не читать о нем и не смотреть его блестящие фильмы.

За девять месяцев, что прошли со дня смерти Жаклин до первого дня Уинтер в Калифорнийском университете, девушка тщательно проштудировала все уроки, которые преподала ей жизнь.

Лучше, когда тебя любят, чем когда не любят. Даже если это означает, что нужно скрывать свои самые сокровенные чувства, все равно лучше.

Привязываться к людям опасно. Она была привязана к Жаклин, и когда они наконец обрели что-то – хрупкое и нежное, и может быть, близкое к любви, – ее мать ушла навсегда. Она лелеяла мечту об отце, а когда узнала, что она ему безразлична, что-то внутри нее умерло.

«Люди тебя бросают. Отец, Жаклин – все, если только ты не даришь свет, очарование и красоту». Те, кто знал ее лучше всех, бросили ее, и нет ли в ней самой чего-то такого, отчего ее невозможно любить и легко бросить?

За три недели до начала занятий Уинтер договорилась о встрече с Лео Стайлсом. Нужно поговорить о поместье, сказала она исполнительному секретарю.

Уинтер думала о жизни в этом доме во время учебы в колледже. Эллисон, которая все еще оставалась ее лучшей подругой, потому что не сделала рокового открытия, собиралась жить дома. Эллисон была счастлива в кругу семьи, ее дом в Бель-Эйр располагался довольно близко от университетского кампуса и очень близко от другого очень важного места – конюшни Охотничьего клуба Бель-Эйр. И снова Эллисон стала уговаривать подругу переехать к ним, но Уинтер отказалась. Она не могла жить у Фитцджеральдов, это был не ее дом, но и оставаться в поместье не могла, великолепное жилье тоже никогда, в сущности, не было ее домом.

Уинтер боялась оставаться в поместье. Она с такой легкостью сможет погрузиться в дни своего детства, полные фантазий, замуровать себя в темноте просмотровой комнаты, изолироваться от мира, притворяясь, что мечты не умерли.

Но мечты умерли. Уинтер боролась с саморазрушающим побуждением остаться в доме и умереть вместе с ним. Нужно выбраться из него и найти новые мечты. Может быть, она захочет заниматься чем-то еще, кроме актерской профессии. Среди сотен курсов, предлагаемых университетом, она наверняка что-нибудь себе подыщет!