Однако зависть снедает каждого из нас. Радетели морали и радикальные сторонники нравственности, про которых можно с уверенностью сказать: «Утрата их способности подавать дурные примеры компенсируется способностью давать ханжеские советы», проклинают завистников, но забывают, что порок этот коренится в природе человека. Отъем у человека зависти равноценен отъему ноги, руки или глаза. С тех самых библейских времен, когда Каин – один из первых людей на Земле – позавидовал Авелю и расправился с ним по-братски, человек несет эту печать. Трудно сказать по совести, нужна ли была поддержка Авелю – кажется, он и без нее удачно справлялся со своими мирскими делами. И все у него получалось слишком хорошо, чтобы не нарваться на гнев своего брата. Понять Авеля можно: трудно умышленно делать так, чтобы твое дело шло из рук вон плохо. Да и к чему вся эта игра в поддавки? Но со стороны успех человека – а надо признать, что в глазах Господа Авель явно имел более высокий рейтинг, – воспринимается как непозволительная наглость. А если это еще и делается на глазах, то воспринимается как оскорбление. «Он желает меня унизить? Показать, что я ничего не стою?»

Пожалуй, на любого человека можно найти компромат. Иначе говоря, повод обозлиться. При благополучном настроении ты никогда этого человеку не скажешь, а лишь отметишь кое-какие, выбивающиеся из общего ряда, особенные качества. Но как только ты встанешь не с той ноги, то эти качества немедленно станут раздражающими. Зависть проснется ровно тогда, когда разгорится ненависть. Или наоборот, что тоже верно: во взаимном сплетении зависти с ненавистью наблюдается незамысловатая диалектика. Авель слишком долго красовался перед Каином, видя, что у второго совершенно ничего не получается. Каин был пусть и грешником, но грешником, которого по-человечески можно было понять. Убийство, разумеется, не решение проблемы (хотя мы до конца не знаем, как в стародавние времена разрешались по справедливости подобные конфликты), но сама проблема возникла не на пустом месте. Или, уместнее сказать в ситуации Каина, не на пустой земле. Зависть затмила его разум, но разве не происходит ли это с нами, когда мы упражняемся в злоязычии, к которому никогда бы не прибегли, если бы не порочная природа человека? А словом, между прочим, ранить человека иной раз можно гораздо сильнее, чем кулаком. «Человека можно убить, но невозможно победить», – говорил Эрнест Хемингуэй, подразумевая физическое воздействие. Однако словом, особенно с перчинкой да поострее, можно так задеть человека, что эта рана не затянется до конца его жизни. И вот тогда человек будет побежден. И никакая смерть уже не будет страшна. Так что Авель, скажем смело, еще легко отделался. Но опять же оговоримся в назидание: убивать – это плохо.

Ну вот, мол, завидуют лишь те, кто ничего не делает. Может, это и так. Может, это и аксиома. Но данный факт не столь однозначен с точки зрения оценки. Ленивые люди, конечно, очень неприятные. С ними трудно работать, с ними трудно дружить, с ними трудно делать семью. Они не будут утруждать себя, а предпочтут спокойное лежание на диване.

Но с другой стороны, если бы не существовало ленивых людей, не было бы прогресса! Все технические нововведения, начиная от пульта телевизора и заканчивая кофемашинами, сделаны для того, чтобы сократить наше время. Зачем совершать лишние телодвижения, если можно упростить этот процесс? Так и появлялись изобретения, полезные человечеству.

Но про них продолжают говорить: они – завистники. Вот бы они делали много лишней работы, получали повышения по службе, заслуживали звания «ударник труда», но нет же, они нагло продолжают манкировать важными делами и завистливо критиковать трудоголиков.

В зависти есть определяющее свойство: понимание, что ты лучше не сделаешь. К чему лукавить? Ежели коллега, сидящий в соседнем кабинете вашего офиса, быстрее отправляет документы, чем ты, он вызывает зависть. Но завистливый человек при этой мысли моментально останавливается в развитии умения отправлять документы – это бьет, в конце концов, по самолюбию. Ну раз уже лучше его не сделаешь, то можно выбрать другой вариант работы. Может быть, более эффективный. Вот тогда-то зависть и заявляет о себе: раз он такой умный, то я окажусь умнее его.

Философ Жан Бодрияр был прав, когда представлял наше общество в виде большого супермаркета. И человеческие отношения уже стали не те, и потребности упростились. Но если избавиться от морализаторского пафоса и посмотреть на ситуацию просто – скажем, с точки зрения посетителя магазина, – то можно обрадоваться обилию товаров. Не хочешь шоколад – возьми кукурузу. Не хочешь кукурузу – возьми мороженое. Это ведь так просто! И в потреблении не возникает никакой зависти!

И если допустить, что в наше время человек тоже стал товаром (как бы это печально ни звучало, но давайте называть вещи своими именами), то и зависти практически нет места. Если у твоего друга красивая девушка, а ты все еще ходишь в холостяках и гуляешь в парке один, покупая вместо мороженого хлеб для уточек, то расстраиваться нет нужды, как, впрочем, и завидовать. В магазине под названием «жизнь» всегда найдется для тебя товар – может, и получше, чем у друга, но чуть дороже, а может, достанется даже со скидкой.

«Зависть порождает раздор среди людей», – говорил Демокрит. Иногда этот раздор перерастает в гонку вооружений, иногда – в горячую войну, иногда – в элементарную драку. Но так было до того, как, согласно пророческим словам политолога Фрэнсиса Фукуямы, произошел «конец истории». Это раньше существовало обилие культур и государств, представлений о добре и красоте, но сейчас во всем мире победил один шаблон – тот самый супермаркет, который сгладил различия и привел человеческие потребности к общему знаменателю. История, какой мы ее знали доселе, была в какой-то степени историей зависти. Теперь же нечему завидовать. Как сказал Бернар Вербер, джинсы сделали то, что не смог сделать годами социализм, – они уравняли людей. А разве при равенстве бывает зависть?

Но оставим все эти философские концепции философам – им-то уж точно никто не завидует: каждодневно проблематизировать свою жизнь и жизнь окружающую могут лишь отпетые безумцы. Поговорим о реальном положении дел.

Допустим, есть человек, о котором в обществе сплетничают: «Вот чудак, вот позер!»

Общество, признаемся, обременено пороками не меньше отдельно взятого индивида и массово эти пороки плодит. А массе, хоть убей, ну, не нравятся люди выделяющиеся. Как-то это неприлично, что ли. Стоит представителю, скажем, общества любителей пышных париков прийти на очередное заседание с накладной лысиной, как тотчас же разразится скандал.