банкета, на котором мне не место. Несколько раз мою руки на кухне и вытираю полотенцем, тут же забывая, вымыла ли я их и повторяю действие.

– Лен, ты кого-то оперировать собралась? Пятый раз моешь руки.

– А? Да… – растерянно застываю посреди помещения, не решаясь пойти в холл.

Есть ли надежда, что Парето забыл обо мне и вовсю занят гостями и обеспечением безопасности Аронова?

– Я сказал тридцать минут. Прошло сорок пять.

Не забыл. И об этом мне сейчас сигнализирует яростный потемневший взгляд и перекошенное лицо Островского. Когда он взбешён, шрам, пересекающий правую щёку, становится темнее, заметно выделяясь.

Молча прохожу мимо него и направляюсь к двери, замирая перед ней и не решаясь открыть. Может, это всего лишь очередная насмешка Парето, желающего унизить меня более низшим положением, и прямо сейчас он рассмеётся мне в лицо, упиваясь моей растерянностью и обидой. Но нет, Островский отворяет передо мной дверь и подталкивает в холл, где много света, приятно пахнет и ненавязчивая инструментальная музыка разливается среди неспешно прохаживающихся состоятельных людей.

Константин Сергеевич успевает схватить бокал с шампанским у проходящего рядом с нами официанта и вручает мне.

– Я не пью.

– Пить не обязательно, Лена. Просто держи в руках, неторопливо прохаживайся и делай вид, что тебе интересно. Можешь улыбнуться?

Натягиваю дежурную улыбку, со стороны себя не вижу, но по реакции Островского понимаю, что выглядит неправдоподобно и наиграно.

– И так сойдёт. Для убедительности пообщайся с кем-то из гостей, расспроси, чем занимаются, и смотри по сторонам, вдруг увидишь кого-то знакомого.

Очередная колкость слетает с губ Островского. Кого я могу здесь знать?

– Не умею общаться с такими людьми. И что говорить, если они начнут интересоваться, кто я такая?

– Просто отвечай, что ты со мной и вопросы отпадут сами собой.

– Константин Сергеевич, так зачем я здесь? – Парето делает шаг в сторону, но успеваю схватить его под локоть, останавливая и обращая на себя внимание. – Если вам было необходимо женское сопровождение, вы с лёгкостью могли найти кого-то более подходящего из вашего круга. На роль прекрасного дополнения я не гожусь.

– Знаешь, Лена, – наклоняется к моему уху, – мы так привыкаем к своему отражению в зеркале, что даже не представляем, насколько прекрасны в глазах других людей. Как ты понимаешь, я не о себе. Уродство и я неразрывны, – улыбка с болью во взгляде и желанием опровержения его слов настолько явная, что я почти готова шептать слова утешения.

Он смирился со своим отражением в зеркале, не испытывая иллюзий и не ожидая понимания.

– Мы так привыкаем к своему отражению в зеркале, что даже не представляем, насколько прекрасны в глазах других людей, – возвращаю его же слова, сказанные минутой назад, и вижу растерянность, которая сменяется язвительной улыбкой.

– Хорошая попытка, Лена, я бы даже сказал успешная, если бы не одно «но»: каждый, на кого я смотрю в этом зале опускает глаза, чтобы не лицезреть мою «прекрасную» физиономию, или же, чтобы не показывать явного отвращения. Так что, заканчивай с комплиментами и развлекайся. Вперёд.

Подталкивает меня в спину, направляя в другой конец зала, где я замечаю выход в соседнее помещение, и смешивается с толпой, пропадая из вида.

Глава 10

За всё то время, что я работаю в этом доме, холл – единственное, что мне было позволено рассмотреть. Практически каждый вечер я готовлю кофе, выставляю на небольшой, круглый поднос и иду в кабинет Аронова, где всегда компанию ему составляет Островский. И так как не только по внешнему периметру, но и внутри дома висят камеры, не позволяю себе задерживаться на хозяйской территории, быстро пересекая холл и возвращаясь на кухню.

Но сейчас тот самый момент, когда я на законных основаниях могу с открытым ртом прохаживаться по комнатам и не стесняясь осматривать каждый уголок. Соседний зал оказывается огромной гостиной с мягкими диванчиками на двоих, обитыми шёлком, на которых устроились преимущественно парочки; столиками с напитками и закусками, приготовленными мной и Петровной; резным камином, рядом с которым стоит Альберт Витальевич, разговаривая с Викторией. Она цепляет меня взглядом – мельком, и продолжает беседу с Ароновым, но затем возвращается ко мне, распахивая глаза от удивления. Мне понятны её эмоции, и я лишь пожимаю плечами, что даёт понять – я здесь не по собственной воле. Она что-то шепчет хозяину, и он, повернувшись, пробегает по мне глазами, кажется не удивившись. Он в курсе и моё присутствие здесь согласовано с ним.

Двигаюсь дальше, протискиваясь между людьми, и попадаю в комнату, которая погружена в полумрак и лишь конусные лампы над бильярдными столами освещают присутствующих здесь мужчин. Алкоголь и смех, разговоры о делах и финансах для меня пустой звук. Задерживаюсь ненадолго, наблюдая за игрой. Лишь однажды Рома брал меня с собой в бильярдный клуб, где мы в компании друзей отмечали день рождения его коллеги. Муж даже пытался научить меня держать правильно кий и попадать по треугольнику из разноцветных шаров, но увы – это не моя игра.

– Нравится бильярд? – рядом возникает Виктория, вырывая из приятных воспоминаний.

– Нравится, – подтверждаю, – но играть, увы, не умею. С наслаждением наблюдаю за людьми, которые в этом профи.

– Всему можно научиться.

– Меня учили, но, видимо, я плохая ученица, потому что даже по куче шаров попасть не смогла, не говоря уже об одном, который нужно загнать в определённую лузу.

– Меня Альберт научил, – улыбается, отпивая из бокала шампанское. – Иногда мы спускаемся сюда и разыгрываем партию на двоих. Нужно и тебя научить.

– Нет-нет, в обычные дни мне запрещено появляться в этой части дома. Только сегодня можно.

– Я была слегка удивлена, когда увидела тебя среди гостей.

– Это не моя прихоть, – оправдываюсь, услышав в голосе Виктории нотки возмущения. – Константин Сергеевич приказал надеть платье и стать гостьей. Я лишь подчиняюсь и только.

– Островский… – произносит на выдохе и ухмыляется, словно поняла то, что я увидеть неспособна. – Почти всегда он совершает действия, которые непонятны и не логичны, кажутся лишними и бессмысленными. Но только видятся таковыми, потому что в итоге, когда картинка складывается, подобно пазлу из трёх тысяч фрагментов, понимаешь всю сложность многоходового плана. Он из тех людей, которые никогда ничего не делают просто так, для галочки или же примитивного удовлетворения. И если сейчас ты стоишь здесь в дорогом платье с бокалом в руке – ты уже часть его игры.

– А можно выйти из игры?

– Нет, Лена, – блондинка заливисто смеётся, привлекая к нам внимание мужчин. – Войти и выйти из игры ты можешь только с разрешения Парето.

– Я