– Его преосвященству хочется увеличить владения епархии, – приглушенно звучал мужской голос. – Мы можем присоединить к церковным землям Гилшир.

– Не получится! – хрипло ответил другой голос. – Гилшир покрепче Мастерсона!

Собеседник хмыкнул.

– Не скажи, Грифит! Мастерсон сейчас – совсем не то, что прежде.

– Что ты имеешь в виду?

– Хок подвергся церковному проклятию. Вот и соображай! Его рыцари разбегаются, как крысы с тонущего корабля. Люди устали. Бедные-несчастные ждут – не дождутся, когда же зазвонят церковные колокола, а они все молчат.

– Его преосвященство будет доволен, если все это правда.

– Мы принесем ему новость получше! К следующей Пасхе Мастерсон отойдет к землям епархии!

Двое долго еще шептались, но Гарет уже не слышал их. Внутри у него все кипело от гнева. Люди Талворка! Нет предела бесчинствам епископа! Мало того, что он убил его сестру, довел поместье до разорения, ему надо окончательно присвоить Мастерсон, чтобы у епархии было еще больше земель!

Нет! Он не отдаст Мастерсон! Гарет поклялся себе, что будет биться за него до последнего дыхания.

* * *

К полудню Хок добрался до монастыря. К воротам вышла монахиня, существо сердитое и раздраженное. Она погнала его прочь, сказав, что нет у них девушки по имени Роза, и объявив письмо лорда Джона подделкой.

Хок не расстроился ничуть и сразу же покорился. В небольшой рощице, невдалеке от монастыря, которую он заприметил еще по дороге, Гарет оставил коня. Пешком он вернулся к монастырю, на этот раз не остановившись у ворот. Высокие кроны старых яблонь были видны из-за глухой стены. Ему вдруг показалось, что именно в саду сейчас Роза.

Старые хрупкие кирпичи монастырской стены крошились и ломались под его пальцами. Он обломал ногти, перепачкался в пыли и извести и наконец с большим трудом взобрался на стену. Сверху ему открылся вид на ухоженный сад. Яблони ломились от ароматных плодов. За деревьями виднелся огород. На грядках еще оставались неубранными лук, горчица, свекла.

Прямо под собой он обнаружил сложенную из грубых камней скамью. Она была пуста. Над всем царил покой, лишь изредка он нарушался густым басовитым жужжанием пчел.

Гарет сел поудобнее, расположившись надолго. Если бы не тревога и боль, поселившаяся в сердце после подслушанного ночного разговора, то можно было бы беззаботно отдохнуть, сидя на стене под нежарким ласковым солнцем. Тонкий, чуть терпкий запах зрелых яблок, убаюкивающая тишина – все располагало ко сну. Он растянулся на широкой кладке. Солнце катилось к закату, в монастырской церкви зазвонили к вечерне.

Довольно долго Гарет пролежал в приятном бездействии и собирался уже было уйти, чтобы вернуться под покровом ночи, как вдруг его ухо уловило странные звуки, совершенно необычные для здешней затворной тишины – топот бегущих ног. Он попробовал вообразить одну из строгих суровых сестер бегущей в своей монашеской одежде – и не смог.

Шум приближался. Гарет приподнялся. Бежала юная девушка. Он узнал – Роза! Спутать ее с кем-либо было невозможно. Тоненькая, словно прутик, сверху она казалась еще меньше. Она бежала быстро, очень быстро. Чтобы не мешались, она приподняла свои многочисленные нижние юбки, и его взору открылись прелестные изящные ножки. Иссиня-черные волосы, блестя на солнце, развевались на ветру.

– Ах ты, пакостница! Как ты посмела! – грубый громкий голос летел ей: вдогонку.

Девушка на мгновение остановилась. С высокой стены Гарету было видно, что она разгорячена не только быстрым бегом, ее лицо горело еще и от гнева. Роза застыла вдруг: вызывающе непокорная, голова высоко поднята, темные глаза сверкают. Она ждала, когда монахиня подойдет к ней.

– А сейчас, – запыхавшись, говорила сестра, ее лицо от быстрой ходьбы и раздражения покрылось малиновыми пятнами, – может быть, ты скажешь мне, куда направлялась?

– В сад! – коротко, ровным голосом ответила девушка.

Гарет был немало удивлен тоном и выдержкой юной леди, а также самообладанием, с каким она держалась перед разъяренной монахиней.

– О, Господи! Что же ты собиралась здесь делать?

– Дышать свежим воздухом! Все утро я переписывала старинные рукописи, занималась с сестрами в классе, не говоря уже о том, что носила на кухню дрова. А сейчас мне захотелось просто подышать свежим воздухом.

Монахиня с размаха ударила ее по щеке.

– Нечестивая паршивка! Ты знаешь, как я накажу тебя за своеволие? Будешь заниматься шитьем всю ночь!

Не шелохнувшись, Роза стояла под сыпавшимися ударами. Ничто не выдавало клокотавшие в ней чувства.

– Вы знаете, что я нахожу занятие рукоделием бессмысленным, но принуждаете меня ночь за ночью сидеть с иглой в руках. Сестра Маргарет никогда не заставляла меня шить.

– А! – восклицание прозвучало воплем. – Маргарет была так глупа, что забивала тебе голову всякими глупостями. Может, это и к лучшему, что она умерла.

Гарет заметил, как негодование, охватившее девушку, сменилось совсем другим чувством. Она взяла себя в руки.

– Сестра, вы называете меня нечестивой, а я говорю, это вы грешны. Вы радуетесь смерти милой Маргарет, потому что она была любимицей настоятельницы монастыря. Вы всегда всем завидуете. И что же? Маргарет почила, а матушка Софалия любит вас не больше, чем прежде? Вы ужасный человек, и монахиня вы плохая!

Лицо сестры Микоэлы стало бордовым, от гнева ее глаза сначала сузились, а затем, по мере того как говорила Роза, чуть не повылезали из орбит. Гарет вздрогнул, когда монахиня в ярости схватила Розу за волосы.

– Мерзкая девчонка! – грубый крик Микоэлы нарушил благословенную тишину летнего вечера. – За свою грязную ложь ты будешь работать, не разгибаясь, в темноте просидишь на воде и овсянке до скончания своих дней!

Монахиня за шелковые волосы потащила девушку из сада.

– А прежде всего, моя прекрасная леди, я укорочу тебе гриву! Уж слишком ты ею гордишься! Зачем тебе длинные волосы? Теперь за ними некому ухаживать! Услужливая Маргарет почила. А потом…

– Нет! – закричала Роза.

Она испугалась, что злость может свести монахиню с ума, и Микоэла на самом доле обрежет ей волосы. Девушка вырвалась и побежала вглубь сада. В руках у взбесившейся от злобы сестры, осталась прядь волос.

С быстротой, поразившей Гарета, девушка взобралась по приставной деревянной лестнице на дерево, ветви которого тянулись к стене. Проворно, как белка, Роза добралась по толстым ветвям до стены, и не успел Гарет восхититься ее смекалкой, как девушка уже оказалась на кирпичной кладке. Гарет спрыгнул на землю. Роза мягко приземлилась рядом с ним. Когда она увидела его, на ее лице отразилось одно лишь удивление. И как озарение, как будто солнце вновь вернулось из-за горизонта, Роза вдруг улыбнулась ему. Ее улыбка была столь ослепительна, что он едва не упал перед ней на колени.