хотели равных прав? цветы на восьмое марта брали? вот ваша двойная дверь.

но есть неприятное чувство, что мы с внутренним рыцарем что-то недорабатываем, что мы что-то делаем не так, что, возможно, есть какое-то тайное кун-фу галантного открывания дверей, и никто не говорит об этой проблеме не потому что власти скрывают, а потому что другие люди не испытывают с этим особых трудностей.

как вы это делаете, если у вас две женщины и две разнонаправленных двери?

* * *

прочитал случайно про бетховена и его бессмертную любовь.

до этого я знал про бетховена только та-да та-да-да и та-та-та-та и та-та-та-та (к элизе и лунную сонату соответственно), а также па-ба-ба-бам (это пятая симфония, кажется), ну и еще, конечно, то, что он был глухой.

но вот оказывается, что в архивах бетховена нашли письмо к любимой, и оно такое все романтичное, прямо сердце разрывается, но никто наверняка не знает, кому он это письмо написал, потому что бетховен это письмо не отправил.

и вот там куча версий, но самая сильная — это версия про графиню жозефину брунсвик.

это была удивительная совершенно женщина.

бетховен ее полюбил не сразу, но в какой-то момент она овдовела, и тут в нем проснулись чувства. и вот он ее любил, и она тоже, кажется, к нему неровно дышала, но у нее от предыдущего брака было четверо детей, и там была такая тема, что она графиня, а бетховен — простолюдин, и ее семья запрещала ей выходить замуж за простолюдина, потому что дети графа не могут воспитываться в недворянской семье.

короче, ей прямо явно запретили крутить шашни с композитором и пригрозили отобрать детей, если она ослушается.

на это она пойти не могла и внешне к бетховену охладела и почти перестала общаться.

но это только начало истории.

жозефина поехала в швейцарию, и ей нужно было найти учителя для двух старших детей.

поскольку дворянкой быть неплохо, жозефина спросила совета у того самого песталоцци, и он ей посоветовал эстонского барона стакельберга.

с эстонским бароном они катались по европе, он учил ее детей всякой шняге, и вот однажды во время перехода через альпы (!) жозефина заболела и — тут я цитирую википедию — «настолько ослабела, что больше не могла противостоять ухаживаниям стакельберга».

блин, как такое вообще бывает. что это за тема такая. как можно настолько ослабеть, чтобы не отказать эстонскому барону-то. эстонскому! что она, не могла отползти?

короче, я так понимаю, что если нравится девушка, то нужно просто дождаться пока она сляжет с каким-нибудь орви — и она твоя. ты просто делаешь вид, что ты парацетамол.

в общем, с гор в долину она спустилась уже беременной.

я думаю, мы уже понимаем, что жозефина могла забеременеть от любого ветерка, но это еще не все.

семья была, разумеется, в шоке, но стакельберг хоть эстонский, но все-таки барон, да и в целом не сказать, что у семьи был выбор.

влюбленные поженились, но они не очень любили друг друга, и брак был несчастливым.

это, разумеется, не помешало жозефине забеременеть еще раз, но в 1812 году стакельберг повадился ездить в эстонию, где у него была какая-то нормальная баба, а жозефина осталась одна.

на этом достоверная часть заканчивается, а дальше начинается немножко спекуляция.

в июне 1812 года жозефина упоминает в своем дневнике, что она собирается поехать в прагу и перестает вести дневник на два месяца.

в июле 1812 года бетховен проезжает через прагу, где, судя по всему, встречается со своей «бессмертной любовью» и пишет ей неотправленное письмо.

в апреле 1813 года у жозефины рождается дочь. мы не знаем, был ли отцом этой девочки бетховен, но это совершенно точно не стакельберг, потому что он в момент предполагаемого зачатия физически находился в другой стране.

дочку назвали минона. это анаграмма от слова «аноним».

через год на арене снова возникает стакельберг, который забирает у нее всех своих детей, даже если они не свои. не очень понятно, зачем он это делает, потому что, немного покатавшись с ними по европе, он пристраивает их в какой-то деревне, пообещав присылать деньги.

в это время жозефина, которую жизнь не учит примерно ничему, встречает нового учителя математики и, разумеется, сразу беременеет.

в википедии написано, что она стала жертвой его харизмы, но я думаю, что опять простыла, а он воспользовался, подлец. прошмыгнул, когда она чихнула.

с новым учителем математики тоже не заладилось, и они разошлись, причем ребенок остался у него.

в этот момент выяснилось, что стакельберг немножко забыл про детей и давно не присылает деньги. жозефина с сестрой наскребли по сусекам и отправились вызволять дочерей (про четверых детей от первого брака все уже к этому моменту забыли, кому они нужны), но в самый последний момент на арене внезапно появился брат стакельберга, расплатился с долгами и увез детей в неизвестном направлении.

дальше все развивалось быстро и грустно. дети, выросшие вдали от матери, особого интереса к ней не испытывали, с сестрой жозефина поссорилась, мать, которая запрещала жозефине крутить с бетховеном, окончательно в ней разочаровалась.

короче, жозефина осталась одна и через несколько лет умерла.

бетховен написал по этому поводу пару грустных мелодий.

не очень понятно, что он вообще в ней нашел, честно говоря.

но я думаю, что она была очень красивая, а он был очень глухой.

конечно, жаль, что они не поженились, наверняка были бы очень счастливы.

* * *

кстати, вспомнил, что в третьем, кажется, классе мы втроем — я, борька и шурик — были влюблены в монику. и поскольку из школьных анкет (были у девочек такие тетрадки, в которых нужно было отвечать, какой твой девиз и кто твоя симпатия) мы знали, что моника хочет быть врачом, мы решили тоже стать суперврачами и открыть бессмертие.

даже в третьем классе мы понимали, что это непростая и долгая задача, к которой нужно приступать не откладывая. никто не хотел ждать окончания школы, а потом торчать еще шесть лет в медицинском, был шанс, что монику, пока мы трудимся на благо человечества, уведет какой-нибудь хлыщ.

первые два дня мы смешивали в колбах родительские таблетки и курили чай (логическое обоснование не помню), на третий день стало понятно, что без хирургических экспериментов не обойтись. скальпель нашелся в той же родительской аптечке, в которой были и таблетки.

первым делом мы хотели зарезать шурикова котенка, а потом, если все пройдет нормально (критерии я не помню, но думаю, что найти, например, печень мы бы уже считали за успех), прооперировать рамиза, который сидел со мной за одной партой.

обоих спасло то, что стартаперы насмерть переругались из-за директорской должности — каждому было очевидно, что она дает несправедливое конкурентное преимущество, и каждый дрался за нее как лев. в конце концов, консорциум был распущен, мы мрачно жрали родительские таблетки в одиночестве, но нам быстро надоело. всемирная медицина была отброшена назад.