Аполка прислушалось, было тихо, только ветер тряс мокрые ветки да гнал через луну облака, обещая оттепель. Ее никто не заметил, это был добрый знак. Женщина, срывая на ходу ставшие отвратительными серьги, бросилась в свои покои. Миклоша не было, а заметь он жену, торчал на пороге с какой-нибудь ложью, но куда там! Он был так занят! Примолкшая было ярость, снова зарычала, но Аполка не дала захлестнуть себя с головой.

Женщина тщательно и тепло оделась, затолкала сброшенное платье в сундук, смяла постель, разложила вышивки, пусть думают, что она ненадолго вышла.

Кошелек с золотом Аполка спрятала под юбками, второй, с серебром и медяками, повесила на пояс. Главное, добраться до постоялого двора на Яблонском тракте, но к утру она там будет. Недалеко от Яблонь есть святая обитель, ее настоятель – достойный и верный человек, как она могла о нем забыть?! А как она могла забыть о родителях, Анне, дяде?! Как же она перед ними виновата, но она все исправит, она и так наказана за свою глупость!

Жена Миклоша Мекчеи натянула меховые рукавицы и второй раз за ночь покинула спальню. Судьба, ударив наотмашь, сменила гнев на милость, ни на дворе, ни у конюшен никого не было, а ворота стерегущиеся нечисти алаты оставили открытыми. И от суеверий бывает польза. Никем не замеченная, Аполка перешла мост и ступила на сплетенную из качающихся теней тропу. Страшно ей не было, чего бояться тому, кто потерял все, кроме мести? Зачем, ну зачем Миклош лгал? Агарийские наследницы знают свой долг, она без лишних слов приняла бы выбранного родными жениха, но алат заставил себя полюбить, а потом швырнул эту любовь в хлев!

Из омута горечи Аполку вырвал тележный скрип и стук копыт. Кто-то ехал в сторону Яблонь. Нужно успеть! И жена Матяша успела. По тракту неспешно ползла повозка с бочками, за которой трусила беспородная собачонка. Пегая, длинногривая кобыла словно спала на ходу, возница, молодой круглолицый парень в щегольской шляпе, тоже клевал носом, рядом примостилась грудастая крестьянка средних лет в вышитом полушубке, а на бочках развалился черноусый здоровяк.

Аполка закричала, и ее услышали. Баба ткнула возницу в бок, тот шевельнул поводьями, лошадка остановилась, уютно поведя ушами, отчаянно завиляла хвостом подбежавшая собачонка. Дочь герцога никогда не ездила на крестьянских телегах, но это было лучше, чем идти пешком. Аполка приняла протянутую руку и в мгновенье ока оказалась наверху рядом с черноусым. Тот равнодушно откинулся на спину, парень лениво шевельнул рукой, кобылка тряхнула гривой и мерно затрусила навстречу выплывшему из туч лунному огрызку.

1

– Гици, – донеслось сквозь дверь и сон, – гици, тут… Беда вроде!

Зашевелился, осторожно разжимая объятия, Пал, но Барболка уже проснулась и села, обхватив коленки. Ночь и не думала кончаться, в окна хлестал нешуточный дождь. Зиме – конец, но в эту пору по Алати лучше не ездить, завалит, не заметишь.

Пал уже вставал, Барболка вскочила, принялась помогать. Сперва муж от ее заботы терялся, теперь оба привыкли. Пал вышел первым, Барболка наскоро натянула юбки, косы заплетать не стала – не до того, выбежала из спальни. Сакацкий господарь слушал Иштвана. Рядом стоял Янчи, мокрый, как утопленник.

– … не поверили, думали, перепил Мати-то, но пошли поглядеть. Точно, нет господарки! Оделась да ушла. Мы – в погоню. За мостом следы были, к тракту она бежала, а дальше, как кошка слизала, а тут дождь еще. Вечер ясный был, и вдруг как из ведра.

– Миклош что говорит?

– Да не знал он ничего. Спал, насилу разбудили, а к сынку господарка не ходила. Вица б с Маргит заметили.

Пал потер переносицу, Барболка знала эту его привычку. Сейчас скажет седлать коней.

– Ума не приложу, что на нее накатило, – Миклош Мекчеи, краше в гроб кладут, стоял на пороге, – вечером человек человеком была. Может, Барбола чего приметила.

– Ничего, – Барболка для вящей убедительности тряхнула головой, – про рябину мы говорили, про охотников боговых. Аполка веселая была, домой не хотела.

– Не хотела, а ушла, – пробормотал Пал, – ладно, дождь не дождь, а искать надо. От собак толку мало, но все равно взять придется…

Барболка знала, что это за «все равно». Если Аполку засыпало хоть снегом, хоть камнями, псы почуют. Да и хозяев предупредят, если склон ненадежный или по дороге кто-то не тот встретится. Ледяная Ночка давно миновала, до Березовой – далеко, нечисти удержу нет.

– Барболка, – Пал взял руки жены в свои, – ты иди, досыпай. Нечего зря свечки жечь.

– Хорошо. – Ужасно захотелось зареветь и повиснуть на шее у мужа, но Барбола сдержалась, не до нее. – Я лягу.

– Вот прямо сейчас и ложись, – распорядился Пал и вышел, опираясь на руку Иштвана.

Охотнички Боговы, да разве в эдакой круговерти чего найдешь?! Самим бы не пропасть.

2

Во дворе грохнул колокол, что-то громко проорал Иштван, заскулили недовольные собаки. Барбола тихонько вернулась в спальню, но не легла, а села у окна. Мешать она не станет, но разве тут уснешь?

Внизу метались, сражаясь с дождем и темнотой, факелы, потом выстроились в цепочку, рыжей живой ниткой потянулись во тьму и растаяли, оставив Сакаци во власти дождя и ночи.

– Мяу!

Охотники Боговы, это еще откуда? На кровати, поджав ножки и капризно отставив губку, сидела девчонка с ландышевой поляны.

– Мяу! – сказала она и хихикнула.

– Ты откуда? – нерешительно спросила Барболка.

– Из башни, – заявила голышка, поправляя жемчужное ожерелье, которым можно было дважды обвязать ее вокруг пояса. – Все ушли… скучно… И ты скучная. Давай танцевать!

– Не до танцев нам, – вздохнула Барболка, – Аполка ушла.

– И пусть, – засмеялась девчонка, – глупая она… Как дым… Как сухие листья… Они не летят, их несет. Крыльев нет, жизни нет, ничего нет… Не надо на них смотреть, не надо их ловить…

Почему она так? Она же Аполку не знает! Жена Миклоша такая добрая, так любит мужа и сына…

– Любовь – ветер, нелюбовь – дым, – теперь ведьмочка стояла на подоконнике спиной к ночи, – не летаешь, не любишь, не пускаешь – не любишь, не видишь – не любишь!

О чем она? Почему дым? Аполка пропала, остальное неважно!

– И ты глупая, – девчонка склонила голову на плече, – не хочешь танцевать. А раньше хотела, помнишь?

Ландыши, звезды, темная ель, звон родника и лучший сон в жизни.

– Пал, ты вернулся? Так скоро.

– Вернулся. Зачем гоняться за дымом? – Седой господарь улыбнулся и притянул Барболку к себе. – Мне нужна ты, а не улетевшие листья.

– Ты… ты видишь?!

– Тебя я всегда видел, – Пал подхватил жену на руки, его лицо было близко-близко. Родное, знакомое, любимое, но с шалыми живыми глазами, в которых дрожали голубые огоньки. – Слепых больше, чем зрячих, но я вижу. И ты видишь… И Миклош, хоть и дышит дымом чужого костра.