дверь табличку и заперла её. Я прошла вдоль кабинок и распахнула каждую, пока не добралась до последней, закрытой. Смущённо потоптавшись у неё с минуту, я всё же постучала. И ответом мне был сдавленный, пугающий хрип. Такой, какой бывает лишь от удушающего захвата босса.

Я обхватила дверную ручку и вложила всю силу в рывок. Ручка сломалась вместе с хлипким замком, потому что на неё и так давил лишний вес: на ней решил повеситься солдат Иберии.

Дверь резко распахнулась, и боец выкатился из кабинки, кашляя и хватая ртом воздух. Его шею обвивала тонкая верёвка, след от которой медленно сходил с кожи. Я подумала о том, чтобы позвать на помощь, но, кажется, парень был в порядке, а привлекать лишнее внимание к его ситуации не хотелось.

Пройдя мимо несостоявшегося самоубийцы, я села на край унитаза и подобрала с пола сложенную записку. Развернув её, я начала читать вслух, будто на очередном уроке:

— С самого рождения я пытался найти смысл в этой жизни и сегодня окончательно убедился, что его нет. Передайте моей матери, что она ни в чём не виновата. А Джоанне ничего не передавайте. Я вас всех ненавижу, тупые идиоты. Желаю вам поскорее сдохнуть. Лайз.

Ого.

Подняв взгляд от смоченной слезами записки, я уставилась на надсадно дышащего парня. Он был небольшого роста, худой, но жилистый. Лет двадцать пять. Если старше, то ненамного.

— К-какого… чёрта ты читаешь?! — просипел он, отдышавшись.

— Это же посмертная записка, адресованная первому, кто прочтет.

— Да, но я ещё не умер!

— Не за что.

— Иди ты… — Прислонившись лбом к кафельному полу, он задрожал. — Не лезь не в своё дело!

— Прости, братан, но Индра приказал мне здесь прибраться. Как думаешь, что он со мной сделает, если выяснит, что после моей работы тут обнаружили труп? — Когда он не ответил, я продолжила: — И вообще, почему именно туалет? А даже если туалет, зачем вешаться на ручке?

— Потому что я боюсь смерти! — признался он сипло. — Я мог бы передумать в любой момент и прекратить это. Я понимал, что всё это не всерьёз…

— Тебе не кажется, что кончать жизнь самоубийством, работая на Иберию, глупо? Ты мог бы попросить его послать тебя в горячую точку.

— Ты что, не слышишь?! Я же сказал, что боюсь смерти! А ты… ты мне чуть шею не сломала!

— Эй-эй, дружище, тебя не поймешь, — вздохнула я, глядя на записку. — И кто такая Джоанна? Ты всё это затеял из-за неё, да?

— Нет! Что за бред!

— Но тут же так и написано. Вот, послушай: «в том, что я повесился, виновата Джоанна, так ей и передайте».

— Ничего подобного! Да кому она нужна! — Лайз разрыдался, и я смущённо поджала губы. — Пусть катиться к этому смазливому ублюдку! Я и так всё знал, тоже мне новость! Вы, женщины, поголовно такие!

Весна… Всем, действительно, снесло крышу от любви.

— По крайней мере, — сказала я, — Джоанна не изменила тебе прямо на помолвке.

— Ч-чего? — Он потрясённо затих.

— Илоне изменил на помолвке её жених, но я не берусь утверждать, что все мужчины такие. И знаешь, что удивительно? Она точно в курсе, что Гай именно такой, но всё равно никому не уступит место рядом с ним. Он ей нужнее отца, брата и статуса хозяйки Тавроса. — Я задумалась. — Может, ты не любил Джоанну? Может, это просто мужская гордость?

Лайз резко сел, потирая шею.

— Гай изменил этой богине?!

— Со служанкой.

— Чёрт… — выдохнул он, кажется, переосмысливая всю свою жизнь. — Я видел, что случилось потом.

— Да уж.

— Скажу больше: это было самое крутое, что я видел, работая здесь.

— Я тоже. Оказывается, даже Индре иногда срывает тормоза.

— Я не про Индру, — внезапно заявил Лайз. — Я про тебя. — Я поперхнулась вдохом, и он пояснил: — Никто из нас не посмел бы ему даже слова против сказать. Все знают, насколько Гай силён, к нему даже с оружием не подойдёшь, а ты подошла со сломанной рукой. И не сдалась даже, когда стало очевидно, что он убьёт тебя. Ты сражалась очень достойно.

Я поднесла ладонь к груди.

Такое со мной произошло впервые. Лайз — единственный, кто дал мне понять, что всё это время я старалась не напрасно. Я была невероятно тронута, хотя всё ещё думала, что то сражение со Стокрылым Гаем было позором в большей степени, чем доблестью.

— Спасибо, Лайз. Забавно, да? Похоже, мы оба — несостоявшиеся самоубийцы.

— Точно, — посмеялся он.

— Но я делала это ради клана, а ты клан таким образом предаёшь, — заявила я ледяным тоном, и улыбка сползла с его лица. — Плевать на Джоанну. Ты принадлежишь Нойран. Если у тебя есть клановая татуировка, ты не имеешь права распоряжаться своей жизнью.

— Ладно-ладно, ты только не рассказывай никому, — проворчал он, явно жалея об этом.

— Зачем ты вообще стал солдатом?

— Из-за денег…

— Я тебя сейчас сама придушу.

Покраснев, он исправился:

— Потому что я верный. Понятно? Это единственный мой талант. Мне бы хотелось найти ему применение в семейной жизни, но все женщины, с которыми я был, в итоге изменяли мне. А я так не могу. Я каждый раз думаю, что она — та самая, что это на всю жизнь. Считаешь, с парнями такого не бывает?

Я считаю, что вы с Розой надо мной издеваетесь.

— Разве это важно? — спросила я, и Лайз нахмурился.

— Что?

— Разве есть что-то важнее того, что ты служишь Иберии? Разве Джоанна может с ним конкурировать? Твоя верность лучшего применения, чем здесь, никогда себе не найдёт. Как ты смеешь умирать от любви, когда твои братья умирают в боях?! — Ладно, согласна, такие речи нельзя вести, сидя на толчке. Но Лайз меня понял. — В чём твоя проблема? Ты хочешь служить именно женщине? Тогда дождись, когда я стану полноправным командиром карательного подразделения и переводись ко мне из охраны.

Он смотрел на меня с открытым ртом. Такой эмоциональный и вспыльчивый, Лайз не придумал, что мне ответить.

— Я… я заберу записку? — через минуту спросил он, протягивая руку, и я, посмотрев на неё, сказала:

— Нет, я оставлю её себе.

— За… зачем?

— Не знаю. Просто так. — Подумав, я предположила: — Потому что мой отец, повесившись, ничего мне не оставил? Он не написал, что в его смерти нет моей вины. Потому что это была стопроцентно моя вина. — Я почувствовала, как начинает жечь глаза. — Если бы он увидел меня сейчас… как думаешь, он бы пожалел о том, что сделал это?

— Д-да. Да, наверное. Я думаю…