Во время четвертого сеанса сэр Генри, вспомнив, возможно, какой-то старый спектакль, нарушил молчание и внезапно продекламировал строки, которые читал со сцены много раз:

Тускнеет свет, и ворон в лес туманный

Летит…[26]

Он настолько застал Трой врасплох, что у нее даже рука дернулась, и она, не двигаясь и внутренне проклиная себя за страх, заставивший ее задрожать, дослушала монолог до конца. Она так и не нашлась что ответить на это неожиданное и странно безличное представление, но почудилось, что старик прекрасно понимает, насколько сильно задел ее чувства.

Почти сразу Трой вернулась к работе, она по-прежнему шла легко и уверенно. Трой всегда была настойчива, но сейчас работа над головой продвигалась с почти пугающей быстротой. Не прошло и часа, как она поняла, что прикасаться к ней больше не надо. Внезапно накатила страшная усталость.

— Пожалуй, на сегодня довольно, — сказала она и вновь почувствовала, что отнюдь не удивила сэра Генри.

Вопреки обыкновению он не удалился, а прошел в центр зрительного зала и принялся вглядываться в дело ее рук. Трой захлестнула волна благодарности к своему герою, что бывает порой после удачного сеанса, но толковать о портрете ей не хотелось, и она поспешно заговорила о Пэнти.

— Знаете, у нее очень необычные рисунки красных коров и зеленых аэропланов.

— Тью-ю, — меланхолически присвистнул сэр Генри.

— Она сама хочет их вам показать.

— Патриция меня сильно обидела, — сказал сэр Генри. — Сильно обидела.

— Вы имеете в виду, — неловко переспросила Трой, — то, что она якобы написала на зеркале?

— Якобы! Это же ни в какие ворота не лезет. Но мало того, она еще залезла в ящик моего туалетного столика и вытащила все бумаги. Могу сказать, что, если ей удалось прочитать пару из попавших ей в руки документов, она должна была сильно насторожиться. Дело в том, что они касаются ее самым непосредственным образом, и если такие мерзкие штучки будут повторяться и впредь… — Он помолчал и грозно нахмурился. — Ладно, там видно будет. Видно будет. Пусть до ее матери дойдет, что моему терпению есть предел. А кот! — воскликнул он. — Она надсмеялась над моим котом! У него до сих пор на усах следы краски, — сердито сказал сэр Генри. — Даже масло не помогает. Что же до оскорбления в мой личный адрес…

— Но в том-то и дело, я уверена, что это не она. Я присутствовала, когда все так дружно накинулись на нее. И честное слово, я уверена, что она ничего не знает о случившемся.

— Тью-ю!

— Да нет, право же… — Следует ли сказать о темно-красном пятне под ногтями у Седрика? Нет, она и так уже слишком залезла в чужие дела. — Пэнти хвастается своими капризами, — поспешно продолжала Трой. — Она про все свои проказы мне рассказала. Она никогда не называет вас «дедушкой», да и само это слово пишет неправильно — она мне показывала свой рассказ, а оно там часто встречается. Я уверена, — продолжала Трой, самое себя спрашивая, а действительно ли это так, — она слишком любит вас, чтобы позволить себе такие глупости и грубости.

— Я любил эту девочку, — сказал сэр Генри, на удивление откровенно демонстрируя свои чувства, которые Анкреды вообще-то напоказ не выставляли, — любил, как собственного ребенка. Так и называл ее всегда, своей любимицей. И никогда не скрывал своих пристрастий. Когда меня не будет, — продолжал он, к смущению Трой, — она узнает… ладно, хватит об этом. — Сэр Генри шумно вздохнул.

Трой не знала, что сказать, и принялась чистить шпатель. Свет, проникающий из единственного незашторенного окна, потускнел. Сэр Генри выключил освещение сцены, и театрик погрузился в полутьму. Налетевший откуда-то сквозняк заставил их поежиться, о задник ударился конец веревки.

— Вы про бальзамирование что-нибудь знаете? — глухим голосом осведомился сэр Генри.

Трой так и подпрыгнула.

— По правде говоря, нет.

— Ну а я этот предмет изучал, — сказал сэр Генри, — глубоко изучал.

— Вот странно, — после некоторого молчания заговорила Трой, — мне как раз попалась на глаза эта чудная книжечка в гостиной, ну, та, что в стеклянном ящике лежит.

— Ах да. Она принадлежала одному из моих предков, тому самому, что Анкретон перестроил. Его самого бальзамировали, и его отца тоже, и отца его отца. У Анкредов это вошло в традицию. Потому, — заметил он с грустью, — у нас такой странный семейный склеп. Если я буду лежать там — у Нации могут быть другие пожелания, не мне говорить на эту тему, — но если буду, то все останется как прежде. Я уже отдал необходимые распоряжения.

«О Господи, — подумала Трой, — лишь бы покончить с этим». Она пробормотала нечто неопределенное.

— Ладно! — вздохнул сэр Генри и тяжело двинулся прочь.

Перед ступеньками, ведущими на сцену, он задержался, и Трой показалось, что его снова потянуло на откровения. Оставалось лишь надеяться, что тему он выберет повеселее.

— Что вы думаете о браках между кузенами? — спросил сэр Генри.

— Э-э… даже не знаю, что сказать. — Трой изо всех сил старалась собрать разбегающиеся мысли. — Кажется, я слышала, что современная медицина не против. Но у меня лично нет ни малейшего представления…

— Ну а я против, — громко сказал сэр Генри. — Не одобряю. Посмотрите на Габсбургов! На испанский двор! На Романовых! — Его громыхающий голос рассыпался на осколки.

В надежде отвлечь его внимание Трой начала было:

— Пэнти…

— Ха! — перебил ее сэр Генри. — Эти доктора ничего не понимают. Кожа на голове у Патриции! Обычная детская болезнь, а Уизерс, который целыми неделями без толку возился с ней, теперь собирается прописать депилятор. Черт знает что! Я говорил с матерью девочки, но лучше бы мне помолчать. Кто обращает внимание на стариков? — повысил голос сэр Генри. — Никто. У нас старинная семья, миссис Аллейн. Мы ведем свой род от сира де Анкреда, который сражался рядом с Вильгельмом Завоевателем. И даже раньше. Раньше. Есть чем гордиться. Надеюсь, и мне, на свой скромный лад, удалось не опозорить семью. Но что будет, когда я уйду? Я оглядываюсь окрест в поисках наследника, и что же? Что я вижу? Вещь! Надутого индюка!

Он явно ожидал какой-то реакции на это высказывание о Седрике, но Трой ничего не приходило в голову.

— Последний из Анкредов! — вновь заговорил сэр Генри, устремляя взгляд на Трой. — Семья, ступившая на эту землю вместе с Завоевателем, уходит с…

— Но ведь он может жениться… — возразила Трой.

— И народить котят! Фу!

— Тогда, возможно, мистер Томас Анкред…

— Старина Томми! Нет! Разговаривал я со стариной Томми. Ему наплевать. Он умрет холостяком. И жене Клода наплевать. Эх, я-то надеялся, что линия продолжится еще до моей смерти. Ничего, видно, не получится.