Он находился полностью в моей власти. Я легко мог всадить ему в спину свою саблю, но чувство чести удержало меня.

Дотронувшись до его плеча, я назвал его по имени. Побледнев, он в страхе повернулся ко мне.

— Вы Рафаэль Иджурра? — повторил я свой вопрос.

— Да, — ответил он нерешительно. — Что вам угодно?

— У вас есть документы, часть которых принадлежит семье дона Рамона. Будьте добры мне их вернуть.

— Вы капитан Уорфилд? — спросил Иджурра после некоторого молчания, делая вид, что рассматривает письмо комиссара. Я видел, как у него дрожали руки.

— Да, я капитан Уорфилд. Вам пора бы это знать!

— Действительно, здесь есть письмо на ваше имя. Я нашел его на дороге. Пожалуйста, возьмите, — сказал он, передавая приказ комиссара, но удерживая другие бумаги.

— В письмо была вложена записка. Она у вас в руке. Надеюсь, вы мне отдадите и ее, а также документы американского главнокомандующего, выданные одной даме. Я возвращу их по принадлежности.

Иджурра начал озираться кругом, намереваясь убежать.

— Да, у меня есть пропуск. Можете получить и его, тем более что для меня он не имеет никакой цены, — сказал Иджурра, дерзко смеясь и спрятав драгоценные бумаги в карман.

Я встал в боевую позу, предлагая моему противнику также обнажить саблю и защищаться.

Иджурра как будто колебался.

— Но вы должны драться! — воскликнул я. — Трус! Или вы хотите быть убитым, не вынув сабли из ножен?

Никогда не видел я такого труса. Его губы дрожали, глаза бегали по сторонам. Я уверен, что при малейшей возможности он готов был улизнуть.

Но вдруг Иджурра преобразился. Глаза его сверкнули злобой, он выдернул саблю, и поединок начался.

К счастью, я, защищаясь, повернул голову в сторону и увидел двух герильясов, бежавших к нам с саблями в руках. Вот и разгадка неожиданной храбрости Иджурры! Он выждал момент, когда они смогут напасть на меня сзади.

Только теперь я действительно почувствовал себя в опасности.

Одному осилить троих было совершенно невозможно. У меня мелькнула мысль о бегстве, но это было немыслимо. Конь мой стоял далеко, и меня, наверное, убили бы раньше, чем я мог бы добраться до него. Однако раздумывать было некогда.

Я едва успел отскочить шага на два назад, как очутился лицом к лицу с тремя противниками.

Между нами завязалась неравная борьба. Получив несколько ран, я начал истекать кровью, постепенно теряя силы. Наконец я почувствовал, что не в состоянии буду отразить ни одного удара, и в отчаянии вскрикнул.

В ту же минуту откуда-то раздался выстрел. Пуля пронзила поднятую надо мной руку, заставив противника выронить саблю. В одно мгновение все трое бросились бежать и скрылись в чаще.

Взглянув в противоположную сторону, я увидел человека с ружьем, направлявшегося ко мне. Судя по одежде, я принял его за мексиканца и приготовился к защите.

Но каково же было мое удивление, когда я увидел, что обязан своим спасением Куакенбоссу!

— Спасибо, храбрый друг, — сказал я ему, — вы спасли меня от верной гибели!

— Вы ранены, капитан? — спросил Куакенбосс.

— Да. Но думаю, что не смертельно, я чувствую слабость от потери крови. Пожалуйста, приведите мою лошадь, она там. — С этими словами я потерял сознание, а придя в себя, увидел своего коня и Куакенбосса, перевязывавшего мне раны. Он был в одном сапоге, а другой стоял рядом, наполненный водой, которой он поил коня и смачивал мне виски.

Я вскоре почувствовал, что могу сесть на коня, и мы отправились в село, причем Куакенбосс вел мою лошадь.

Приходилось ехать мимо гасиенды, но, к счастью, наступила тьма и никто не видел меня. Говорю «к счастью», так как я был весь в крови и мой вид мог пробудить излишнее беспокойство.

Глава 17

ПОХОД. ЖЕСТОКИЙ ПРИГОВОР

Рано утром раздался сигнал тревоги. В последний раз взобрался я на крышу, окинул взором окружающее. Весь отряд уже собрался на площади, готовый к выступлению. Все жители были на ногах. В укромных уголках, в окнах и даже на площади начались трогательные прощания. Красивые поселянки со слезами на глазах расставались с нашими воинами.

Однако среди населения встречались и враждебные нам, злобные лица. Меня волновали какие-то мрачные предчувствия, беспокоили тревожные мысли об Изолине. Что станется с ней, когда мы уйдем? Не угрожает ли ей какая-нибудь ужасная опасность? Ведь от такого негодяя, как Иджурра, всего можно ожидать.

Я решил еще раз повидаться с Изолиной и ее отцом, чтобы уговорить их уехать отсюда на время войны.

Однако я боялся, что дон Рамон не согласится на это, да и Изолина сама слишком горда, чтобы покинуть дом из-за такого труса, как Иджурра.

Кроме того, посещение мною дона Рамона около пяти часов утра могло стать известным и навлечь на него ту самую опасность, от которой я хотел оградить его и его дочь. Я был в нерешительности: что предпринять? Холингурс вывел меня из затруднения, посоветовав мне написать дону Рамону письмо.

Послушавшись лейтенанта, я быстро написал письмо, с более легким сердцем отправил его, а сам дал отряду сигнал к выступлению.

Через некоторое время после нашего выхода из села нас откуда-то обстреляли. Посланные в разные стороны разведчики никого не нашли, хотя издали мы видели группу всадников, мчавшихся от нас во всю прыть.

Это был, по всей вероятности, отряд Иджурры, но мы его не преследовали, боясь столкнуться с сильным и хорошо организованным отрядом мексиканцев под начальством самого Каналеса.

Во время пути мне не давали покоя мрачные предчувствия относительно