– Разумеется, мисс Мэри. Никто и не заметит, что она пропадала. Вот, держите, – Анна протянула девушке маленький зеленый флакон, – это нюхательные соли с ароматами индийских трав, английским девушкам хорошо помогают.

– Только девушкам? А дамам постарше? – Бланш вдохнула резкий пряный запах и внезапно почувствовала, что слезы отступают, а мысли приобретают прежнюю ясность.

– Дамы постарше предпочитают смеси из модных лондонских магазинов.

– Лондонские магазины… Их, наверное, много? – невпопад спросила Бланш. – И их посещает много людей? Можно ходить по ним и никого из знакомых не встретить.

Девушка говорила сама с собой, но неожиданно Анна ответила:

– Не скажите, мисс Мэри. Я как-то сопровождала мисс Луизу и встретила в одном из них человека… очень хорошего человека, которого уже и не надеялась никогда увидеть. Бывшего хозяина моего, я у них в Калькутте служила. У него тут, в Англии, оказывается, дочка родилась, такая милая девочка…

Видя, что Бланш ее почти не слушает и вся погружена в собственные мысли, Анна умолкла и незаметной тенью выскользнула из комнаты.

На последний перед официальным объявлением помолвки Луизы и Арнольда вечер в Грэммхерст-холле был назначен большой прием с танцами и фейерверком в саду. В дом пригласили портних, и все дамы и юные девушки не вылезали из своих комнат, наводя последний лоск на наряды по последней лондонской моде. Лишь на упрямицу Бланш, наотрез отказавшуюся от презентов в виде платьев и прочих тряпок и всю неделю щеголявшую поочередно в зеленом и сером одеяниях, привезенных с собой, леди Элен махнула рукой и не стала больше предлагать ей обновок, однако тут уже взбунтовалась Луиза.

После длинного спора с матерью на эту тему воскресным утром она вихрем ворвалась в комнату подруги, где та, по обыкновению, проводила большую часть дня.

– Бланш! – с порога заявила Луиза, настроенная на редкость решительно. – Ты же не выйдешь сегодня на самый большой бал в графстве в этом вот… – Не найдя подходящего эпитета, девушка раздраженно махнула рукой в сторону распахнутого шкафа с платьями. – Я понимаю твою гордость, что тебе не хочется быть обязанной даже нам с матушкой, но всему же есть предел! Бланш, милая, – не выдержав решительного тона, перешла к мольбам Луиза, – ну пожалуйста, ну, может быть, ты наденешь хотя бы одно из моих платьев? Лазурное… или янтарное… оно так пойдет к твоей коже и волосам…

Бланш хмурилась, не зная, что ответить. Ей самой до смерти надоели перешептывания за спиной и уж тем более откровенно колкие замечания, отпускаемые Лаурой-младшей и Дианой, по поводу ее туалетов. К тому же она и так постоянно огорчает Луизу, мешая своим странным поведением получать максимум удовольствия от собственного праздника. Так что…

– Ладно. – Бланш жестом прервала уговоры подруги и вытащила из шкафа любимое алое платье – то, что было спрятано как можно дальше с момента приезда в Грэммхерст-холл. – Вот это, по-твоему, достаточно нарядно? – И она лукаво улыбнулась, совсем так же, как в прежние времена.

Луиза всплеснула руками:

– Ну конечно! Боже мой, скажи, ты нарочно приберегала его для самого торжественного вечера, да?

– Давай будем считать, что так, но не переживай, хорошо? – Обняв подругу за плечи, Бланш зашептала ей на ухо: – Пусть это будет сюрприз, договорились? Не проболтайся, особенно этим языкастым девчонкам. Хватит уже им злословить про меня…

– Давно пора, – обрадовалась Луиза. – Наденешь его, да? Обещаешь? И рубиновое колье своей матери – оно должно чудесным образом подходить к этому платью? – вспомнила она.

Бланш сникла.

– Увы… Колье больше нет у меня. В Италии, когда с деньгами было совсем плохо, мы продали почти все драгоценности. От матери у меня осталось на память только вот это колечко – простенькое серебряное, которое она подарила мне на мой последний день рождения перед своей смертью.

Луиза нежно взяла подругу за руку, чтобы рассмотреть кольцо.

– Точно, я помню его. Но как же… Что, больше совсем ничего?

Бланш печально покачала головой.

– И только, пожалуйста, не предлагай мне украшений. Ты же знаешь, я все равно не возьму. Даже поносить. Думаю, это платье достаточно оттенит мою красоту, – решительно тряхнув головой, Бланш прогнала с лица выражение горечи и снова лукаво улыбнулась, – не так ли?

* * *

Весь Грэммхерст-холл и парк сияли огнями. На этот бал съехались лондонские друзья семьи Грэмм-херст и Бернсов, родственники жениха и невесты, соседи по графству и все светское общество ближайшего городка… Из М. – деревеньки рядом с Грэммхерст-холлом – прибежала детвора, чтобы полюбоваться фейерверком. Их, конечно, не пустили дальше ограды, но детям хватало и того, что они видели издалека.

Огромный парк Грэммхерст-холла едва вмещал все это количество гостей. На деревьях горели китайские фонарики, по узеньким аллейкам и тропинкам сновали официанты с напитками и мороженым, на главной лужайке играл оркестр, специально приглашенный из столицы.

Главная героиня бала была неотразима. В полупрозрачном голубом – под цвет глаз – платье, с тугими локонами пшеничного оттенка она напоминала фею. Бланш же произвела настоящий фурор. Отказавшись наконец от своего неприметного наряда, в алом шелковом платье и с короной из тяжелых темных кос девушка притягивала к себе взгляды многих… даже слишком многих, пожалуй. В этот последний вечер в Грэммхерст-холле – а Бланш твердо решила, что он будет последним (присутствия на помолвке она не выдержит наверняка) – ее итальянская красота вырвалась из искусственно созданных рамок, старательно поддерживаемых всю минувшую неделю, и поразила не только Дика Уолтера, который, как зачарованный, не сводил с Бланш горящих глаз.

Однако теперь уже не только лорд Райт, но и многие старинные друзья семьи поняли, что под именем Мэри скрывается лучшая подруга Луизы Бланш Вернелли. Одна дальняя родственница даже вспомнила, что Мэри было вторым именем девушки; она поделилась открытием со стоящей рядом дамой, и вскоре уже практически все гости были осведомлены о причудах, привозимых молодежью с континента. В течение вечера тайна, уже переставшая быть таковою, несколько раз едва не достигла ушей Арнольда, но, как ни странно, этого не произошло.

– И чего только не выдумают молоденькие девушки, – ворчали матроны, но этим все и ограничилось.

Арнольд открыл бал со своей невестой, однако после первого танца отошел к стене, оставив Луизу гадать о причине своей странной задумчивости.

Размышления, однако, не мешали девушке получать удовольствие от танцев – заметив, что жених Луизы отвлекся, ее наперебой стали приглашать молодые люди, и ни одной свободной минутки у нее не осталось. Бланш пользовалась на этом балу популярностью ничуть не меньшей, и бедному Дику приходилось только тяжело вздыхать, когда ту, что он уже мысленно записал в невесты, очень вежливо и корректно снова уводил танцевать кто-то другой. Дик уже было совсем собрался с духом, чтобы заговорить с Бланш о том, что все последние дни вертелось у него на языке, но все время кто-то мешал, а разговор непременно требовал уединения.