Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нина Николаевна села за фортепиано и заиграла Глиэра так, как Янка никогда не сыграла бы. Надрывно. Так, как она хотела, чтобы играла Яна. Дениска, вернувшийся к своему занятию, оторвался от картинок, заплакал вдруг по чему-то неизведанному в его жизни. Соседи, не любящие крики и фортепиано по вечерам, начали стучать по батареям.
И это было красиво. Как целый оркестр, и Нина Николаевна — во главе.
Она остановилась на пониженной терции…
Дениска слушал тишину. Приоткрыв рот и тяжело вдыхая песню снега за окном. Так он отдыхал, потому что спать ему больно. Он не закрывал глаза из-за страха не выползти из темноты.
Яна смотрела на него и видела, как в черно-белом кинематографе, что ночью он пытается Нину Николаевну разговорить. Он ничего не понимает, когда она уходит от него на работу и возвращается мокрая от дождя и снега вечером. На столе лежала вырезанная из сотенной купюры картинка с лошадкой. Наверное, это были деньги, оставшиеся им на ужин. На столе валялись новенькие и еще не распечатанные ноты Шопена.
И, наверное, скоро Нина Николаевна отвезет Дениску в приют, сядет за фортепиано и сломает эту тишину, которую возненавидела за последние годы…
— Давайте я чай поставлю, — предложила Яна.
Морозы победили. Занятия хотели отменить на целую неделю. На улице стояли сорокаградусные морозы. Но, как всегда, не отменили. В школу все равно никто не ходил. Многие решили не мерзнуть в старых «Икарусах».
Дома приходилось надевать две пары шерстяных носков и старый папин свитер. Янка плохо засыпала под пятью шерстяными одеялами, в которые укутывалась, как в кокон. Панельный дом не справлялся с морозами. На улице прорвало канализацию, отключили горячую воду. А потом и на целый день отопление. Яна слышала, как надрывается один на всю квартиру обогреватель, как кашляет отец. Она чувствовала, как холод постепенно забирается к ней под кожу. Она терла ноги друг об друга, но ничего не помогало. Если бы только была горячая вода, она бы полежала в горячей ванне с час, а затем запрыгнула в свой кокон, и тепла бы хватило на несколько часов.
Янка отодвинулась от ледяной стены, отгородилась от нее игрушками и погрузилась в мучительный полусон. Для того чтобы заснуть, она представила себя маленькой нищенкой из французской деревни. Средние века, у нее никого нет, как в книжке «Без семьи». Она ходит с бродячими актерами и музыкантами по селам и засыпает у костра, на снегу, на шкуре, завернутая лишь в одну тряпку. Янка поежилась, превратилась в клубок, накрылась с головой одеялом и заснула.
В среду Янка приехала в школу. Больше для того, чтобы погреться. Зашла в кабинет и поняла, что там никого нет. Она поставила чайник и вытащила из сумки печенье.
Не слышно было шагов на втором этаже школы. В соседнем крыле, где обычно по утрам тренировалась баскетбольная команда, отчего в их классе тряслись стекла, тоже стояла тишина.
Стекла были замороженными и сияли на солнце ледяными цветами.
Яна любила такое одиночество в классе. Директор куда-то вышла. Преподаватели опаздывали из-за пробок на дорогах.
Яна постучала пальцами по столу, будто сыграла гамму соль минор. Потом открыла ноутбук, создала новый файл и задумалась. Ей нужно было нести сегодня первую главу романа для газеты и показывать, что она умеет писать. Умеет ли? Сможет ли осилить по главе в неделю?
Рядом заскрипел стул, и подсел Дима.
Янка покраснела и уткнулась в монитор.
— Чай горячий? — спросил вдруг Дима своим низким ломающимся голосом и, не дожидаясь ответа, взял чайник, чтобы налить себе в кружку кипятка. — Занятий, я так понимаю, сегодня не будет?
Он пристально посмотрел на Янку. Она пожала плечами.
— Ты можешь повторить свое «привет», — улыбнулся он.
Лучше бы он не улыбался такой невероятно обольстительной улыбкой. Яна закрыла свои пылающие щеки распущенными локонами и кружкой с чаем.
— По-моему, ты еще не кинула в воду пакетик, — снова улыбнулся Дима и протянул ей коробочку.
Яна поперхнулась кипятком и взяла чайный пакетик у него из рук.
— Так ты здесь уже давно? — спросил снова он после минуты молчания.
— Да, — ответила Яна и, подумав, что это невежливо, добавила: — Мне очень нравится здесь. Правда, задают много. Плюс к обычной программе — еще и погружение в литературу, несколько спецкурсов на выбор по журналистике и драматургии, по зарубежной литературе, по средневековой литературе… и по многим другим литературам. Я так объясняю… потому что ты… редко тут появляешься.
Дима кивнул, снял с шеи наушники, выключил маленький черный плеер и положил его в «шмотник» с изображением знакомого лица. Яна долго не могла понять, кого же ей напоминает эта фотография. Длинные светлые волосы, с прищуром глаза. Так ведь… самого Диму и напоминает!
Она с ужасом посмотрела на него.
— Это ты? — откашлявшись, осмелела и спросила она наконец.
— Где? — удивился Дима.
— На сумке твоей! — Яна приподняла брови и показала пальцем на фотографию.
И тут Дима засмеялся. Он посмотрел на Яну, затем на «шмотник» и, все еще смеясь, ушел в туалет. Он включил воду и стал мыть и греть руки под горячей водой.
Когда он вышел, Яна снова смотрела в ноутбук и чуть не плакала.
— Ты не знаешь Курта? — Дима плюхнулся обратно на стул.
Яна покачала головой.
— А ты знаешь Глиэра? — спросила она злобно в ответ.
— Нет, — весело ответил он. — Но не знать Курта… Это…
Дима развел руками.
— Все знают Курта!
Яне хотелось вскочить на ноги и крикнуть ему, что это не грех — не знать, кто такой Курт, и почему он так похож на Диму. Что у людей бывают разные сферы общения и разные жизни. И что все люди непохожи, все думают по-разному, и, если кто-то чего-то не знает или не понимает, не признает — это не ущербность, это просто…
В кабинет ввалился Руслан. Он бросил свою сумку около стола, поздоровался за руку с Димой, подошел к Янке и потрепал ее по плечу.
— Ты чего такая расстроенная сегодня? — усмехнулся он. — Жалеешь, что уроки отменили? А я рассказ новый написал, тебе прочитать?
— Какие же вы дураки! — воскликнула Яна, схватила ноутбук и быстро пошла в другой класс.
Она слышала сзади, как Дима спросил Руслана.
— Ты-то хоть знаешь, что такое «Нирвана»?
— Старье, но прикольное, — ответил Руслан. — У меня все их песни где-то залиты.
— О, чувак, хоть ты здесь адекватный!
«Да пошли вы оба», — повторила Яна и села в одиночестве за парту. Она положила голову на руки и лежала так, закрывшись ото всего мира. Когда сердце перестало так сильно биться, она поняла, что осталась совсем одна. Мальчишки, очевидно, ушли на улицу курить.