Молниеносный набег увенчался успехом. И полным погромом обернулся для поляков и союзников. Флот под Могилёвом пылал, сгорало добро и оружие, а казацкие струги уходили прочь по Днепру – и теперь уже по течению. Не плыли – улетали! И как бальзам на сердце был последний акт этой кровавой драмы-авантюры. Когда казацкие струги отошли на полверсты, подбирая по берегу своих, страшный фейерверк ударил в небо в честь убегающих разбойников. Огонь добрался до пороховых складов на военных галерах – корабли взрывались и взлетали досками в ночное небо. И взлетали в небо разорванные на части турки и ляхи, ещё недавно собиравшиеся в победоносный карательный поход на Русь.

– До зари ещё есть время! – сказал атаман своим. – Если и будет погоня, мы всё равно уйдём!

В ту ночь под Могилёвом казаки уничтожили много сотен поляков и турок, а убитыми потеряли не более двух десятков. Был среди них и старый стрелок запорожец Селезень. Как сказал один из казаков, вынырнувших из битвы, видел он, как оступившегося Селезня под пылавший польский корабль точно силой какой утянуло…

– Напился, видать, Селезень всей горечи жизни человечьей, – сказал растроенный этой потерей Матвей Мещеряк. – Пришёл его срок. Увела запорожца его русалка…

Победа же оставалась победой! Струги птицами летели вниз! И как же ярко сверкала золотая рябь на середине Днепра! Какой тихой и ласковой была сентябрьская ночь на великой реке… А погони не было – ни в этот день, ни в следующий. Удар, нанесённый казаками под Могилёвом полякам и литовцам, был столь ощутимым, что тем его пришлось просто стерпеть и мечтать о будущей мести.

Псков – древний русский город. Град свободной республиканской Руси. Северной – упрямой, непокорной, самостоятельной. Младший брат Великого Новгорода. Видел Псков и немцев под своими стенами, и в стенах своих видел. Терпел кары и пытки. Но никого не боялся! И склонил голову только перед одним человеком – царём всея Руси, первым опричником Иоанном Грозным. Десять лет назад царь-азиат двинулся на Северную Русь – искоренять последнюю свободу, с корнем вырвать её, как гнилой зуб! Иоанн разорил многие русские города, устроил пыточные казни в Твери, сажал на кол сотни людей – прилюдно и без жалости, упиваясь зрелищем, как свободолюбивые тверичи, подобно червям, с криками извиваются на осиновых кольях. И это в военное время, когда необходимо было объединить народ! А затем чёрный царь подошёл с опричным войском к Господину Великому Новгороду, сжёг всю округу, а в город въехал как всадник Апокалипсиса. В Новгороде царь Иоанн устроил резню. В ту пору и родилась новгородская поговорка: «По какой улице царь Иван проехал, там кура не поёт». Сотни людей ежедневно топил он в Волхове, в прорубях, мужчин и женщин, старых и молодых, никого не жалел! Так устанавливало свои азиатские права Московское государство! А затем царь двинул опричников на Псков. Запугана была Русь! До смерти запугана. И Псков открыл ворота. И когда царь въехал в древний город, все люди от мала до велика, зная о судьбе Новгорода, опустились на колени и склонили головы до земли. Казней было мало. Какой смысл лютовать? Всё и так стало ясно. Рабы встретили царя Иоанна!

Покорилась Северная Русь. Татарскому царю покорилась. Деспотичной и безжалостной Москве. Не стало больше тысячелетней свободной Руси: ушла она с исторической сцены раз и навсегда, предоставив место покорности и рабству.

Но гордость человеческую можно похоронить разве что с самим человеком. Гордость осталась в сердцах псковичан. Тех самых, которые десять лет назад стояли на коленях вдоль улиц своего города, не смея глаз поднять на царя в чёрном опричном кафтане и его извергов с пёсьими головами у сёдел. Такое унижение не забывается! И надо было подойти Стефану Баторию со своим католическим воинством, с отцами-иезуитами, с римскими священниками и с польскими ксёндзами, готовыми крестить на свой лад русских людей, чтобы воспряли они и утвердились духом. Когда перед бешеным царём склонялись, только за жизнь свою и своих детей опасались, можно было и смириться – забыть о гордости человеческой, о свободе. А тут – вера! Тут – враг православного Христа пришёл! И вот с этим врагом псковичи решили биться до смерти.

И они бились. Стотысячное войско, хорошо вооружённое и обученное, обступило город. За пять месяцев осады поляки выжгли всю округу и уморили всё живое вокруг Пскова. Польские пушки бомбили Псков, не переставая, «раскалённые» ядра летели и разрывались в городе, унося многие жизни. Ляхи совершили за это время тридцать один штурм – карабкались и карабкались на стены древнего Пскова – и все атаки были отбиты! Женщины наравне с мужчинами бросали на головы поляков камни, обливали их кипятком и кипящим маслом, таскали ядра для пушек. И сорок шесть внезапных вылазок совершили сами псковичи, вырезая ночами польскую и венгерскую, литовскую и турецкую стражу. В те дни при защите Пскова геройски пал в бою донской казачий атаман Михаил Черкашенин – первый знаменитый атаман земли Русской.

Но как бы ни было тяжко, псковичи не унывали. Надо было потерпеть – и претерпеть! – и они стойко терпели и претерпевали. Таких людей сломить было невозможно.

Истребить – да, но не сломить…

В эти дни под крышей расписного шатра сидел любимец фортуны Стефан Баторий и в окружении свиты смотрел на бесплодные свои труды. Его армия редела, съестные запасы скудели, истощался и боевой резерв. А город стоял так же крепко, как и в первый день. Истерзанный, но стоял.

А ещё к Стефану Баторию приходили донесения. И хуже других были вести с севера. Шведы, союзники поляков, воспользовались кровавой войной Речи Посполитой с Русью и легко заняли те земли, которые последний гроссмейстер Ливонии отдал именно Польше. Шведы нагло заняли ряд крепостей, среди них Нарву и замок Вейссенштейн. Польскому королю это было очень обидно! Плюнули ему в лицо! А ведь Стефан Баторий ждал от свояка, шведского короля Иоанна Третьего, совсем другого! Тот должен был ударить по пограничным районам Руси и Финляндии! Занять те области! Ведь они уже поделили русскую территорию! Но самонадеянный швед, этот жадный родственник, не послушал его.

– Негодяй! – сидя в походном троне, скомкав в сильном кулаке, сверкавшем перстнями, донесение, прорычал Стефан Баторий. И после паузы изрёк свою знаменитую фразу, которая позже войдёт в историю: – Я забрасываю сети, а мой свояк забирает из них рыбу! – Он взглянул на рубины и сапфиры, украшавшие его пальцы, и тяжело вздохнул: – Воистину жадность человеческая не знает границ. Я должен его наказать. Должен! Но разве я смогу нынче воевать на два фронта? – Он посмотрел на своих придворных, так же слушавших с утра до ночи взрывы ядер за крепостными стенами Пскова. – Думаю, сейчас – нет…

Среди прочих дурных вестей было и донесение из Могилёва. В нём говорилось, что казаки внезапным набегом уничтожили весь речной днепровский флот, боезапас, который должен был дойти до Пскова, и запас провианта.

Удача покидала великого короля. В эти дни он принял решение уйти из-под Пскова. И донесение из Могилёва тоже сыграло свою роль в отказе продолжения войны с Русью.

Очень скоро в городе Яме-Запольском будет подписано мирное соглашение между Русью и Речью Посполитой сроком на десять лет. Стефан Баторий должен был освободить войска для возможной войны со Швецией, а заодно и оценить свои силы. Русь тоже должна была освободиться для другой войны – в Предуралье, где вновь восстали черемисы, и большим числом, грозясь взбунтовать всё Поволжье. Нужны были полки и для оборонительной войны в Пермском крае, то и дело подвергавшемся нападению орды сибирского хана Кучума и его вогульских прихвостней-князьков.