Я не могу закрыть глаза. Пытаюсь, но не могу. Но не из-за того, что вижу.

Хуже всего не первые выстрелы и не оглушительный взрыв. Страшнее всего крики.

И запах: горящие машины, дома и люди оставляют в горле привкус разрушения и смерти.

Ощущение папиной руки, уверенной и сильной, которая отстегивает ремень безопасности, вытягивает меня через покореженную заднюю дверь.

Я стараюсь не смотреть на машины – нашу и ту, в которой ехала охрана. Один автомобиль подлетел, перевернулся и раздавил другой. Водитель в крови. Не этот ли металлический привкус я чувствую на языке? Или я прикусила язык? Во рту кровь. Подбегает охрана, которая ехала позади, и собирается нас увести, но папа передает им меня. А сам возвращается, чтобы помочь раненым. Еще во время работы в полиции он проходил курсы первой помощи. И сейчас считает своим долгом помочь.

Меня переполняет гордость за него. Так часто бывает, но сегодня чувство настолько сильное, что даже оттесняет страх.

На время.

Кошмары все еще ждут своего часа.

– Имя?

– Ава Николлс.

– Покойного.

Слово бродит в голове и наконец обретает смысл.

Папочка.

– Это мой отец. Итан Николлс.

– Дата рождения? Адрес? Ближайшие родственники?

Я механически отвечаю на вопросы, но вижу лишь, как застегивают черный мешок. Таких полно вокруг. Машины «Скорой помощи» заняты живыми. Мертвым приходится ждать.

Дата рождения и дата смерти – сегодня. В пятьдесят два года.

– Тебя есть кому забрать?

Пытаюсь собраться с мыслями.

– Я остаюсь с ним.

– Дорогая, здесь холодно. Тебе надо переодеться. Иди домой.

– Домой? – Я недоуменно смотрю на женщину. Дом там, где мы жили вместе с папой. Как я теперь вернусь туда одна?

– Сегодня общественный транспорт не работает. Если тебя некому забрать, тут есть бесплатные такси.

– Такси?

– Ты в порядке?

Разве это возможно? Но она старается помочь, а ведь есть и другие люди. Поэтому я вру, что меня заберет дядя, и она с облегчением отходит.

Но с места я не двигаюсь. И жду. Наконец одна из «Скорых» забирает папу.

Уже поздно. Тело онемело – от холода и всего случившегося. И я иду туда, где когда-то был дом. Идти далеко, но делать больше нечего.

Вскоре я натыкаюсь на горящее огнями кафе и вваливаюсь внутрь. Собравшиеся оборачиваются ко мне, и в глазах проступает ужас. Я оглядываю себя – вся в крови. Папиной.

Меня силой усаживают на стул и суют в руку чашку чаю – истинно английский способ борьбы с трудностями и ответ на любую проблему. По крайней мере, чашка теплая и согревает ладони.

На стене висит телевизор, и все внимательно слушают. Но никому точно не известно, что на самом деле произошло и почему. Сообщения приходят из всех уголков Лондона. Смерть, разрушения, еще бомбы. Смертники. Он был не один.

Что мне теперь делать?

Телефон все еще в кармане. Я достаю его: зарядка почти кончилась, но сигнал ловит. Вот чем хороши старые телефоны – переживут что угодно.

Кому позвонить? Мы с папой всегда держались обособленно, он говорил, что ему это нравится, но, по правде, когда он стал работать таксистом, большинство институтских приятелей просто утратили к нам интерес и стали все реже навещать. Папины родители умерли, а с братом он почти не общался. Я даже не знаю, где он живет.

Я позвонила Сэм. Не знаю почему. Мы ведь едва знакомы, но именно ее голос мне сейчас хотелось услышать.

Раздалось два гудка. Она вряд ли возьмет трубку, да? Щелчок, и заговорил голос – не Сэм, и я испугалась: вдруг с ней что-то случилось?

– Где Сэм? С ней все хорошо?

– Кто спрашивает?

– Ее подруга, Ава.

– Здравствуй, Ава. Это Пенни. Сэм в порядке, ее телефон сломался, и звонки перенаправили домой. Что ей передать?

– Я… Я не знаю.

– Ава? Ты в порядке?

Слов не находилось. И я уже готова была положить трубку.

– Ава? Ты там?

Но решилась.

– Папа… Он умер… Бомба…

– Ох, Ава. Мне так жаль. Где ты? С тобой кто-нибудь есть?

– Нет. Я не знаю, где я. Какое-то кафе.

– Секунду. – Она помолчала. – Попроси адрес кафе, мы пошлем за тобой машину.

– Со мной все в порядке, правда, – настаиваю я. И немного лукавлю. Но после всего, что я видела, глупо жаловаться на пару синяков, которые получила, валяясь в машине.

– Вытяни руки, а теперь согни.

Я вздохнула, послушно выполнила, что просят, и задохнулась от боли.

Меня тыкают, колют и тянут в разные стороны.

– Ничего серьезного, – наконец решила врач.

– Говорю же.

– Немного обезболивающего. Как насчет снотворного? – Она выписывает рецепт на компьютере, и тут входит папа. Я спешу его обнять. Он коротко прижимает меня к себе и отпускает.

– Как моя девочка? – спрашивает он, и доктор дает ему тот же скучный ответ.

– Да все в порядке, – говорю я снова. – Поехали уже домой.

– Лучшая мысль за весь день.

Уже поздно. А меня не покидает странное чувство, будто меня силой разбудили и вскрыли голову, как раковину устрицы, и она уже никогда не закроется.

Вскоре мы уже едем в машине. Она ничем не отличается от предыдущей, которая превратилась в груду металла. Я вдруг вспоминаю прежнего водителя, его кровь.

Конечное же, за рулем теперь не он. Нового я не знаю. Они часто меняются, а я даже не запоминаю, кто нас возит, и это неправильно. Тот водитель уже не вернется домой в отличие от нас.

Папа говорит по телефону.

– Планы поменялись, – говорит он. – Сначала отвезем тебя домой, потом я поеду на работу. Срочная встреча.

– В такой час?

– Она давно началась, и я уже опаздываю. Я должен тебе кое-что рассказать, – говорит папа, и меня пронзает страх.

– С мамой все хорошо? А с бабушкой? А с тетей Мо? – спрашиваю я, торопливо перечисляя всех, за кого волнуюсь.

– Подожди. Семья в порядке. Дело в твоей подруге. Аве. С ней все хорошо… Но ее отец…

– Что случилось?

– Возле них взорвалась бомба. К сожалению, он погиб.

Я пытаюсь осмыслить услышанное. Ее папа? Который привез ее в наш дом? Я так с ним и не познакомилась.