— В юридическом колледже было трудно учиться. Это были самые тяжелые для меня времена. Книги и оплата обучения были очень дорогими. Мне приходилось работать по ночам, чтобы покрывать все самые необходимые расходы. Спагетти напомнили мне о тех временах.

— Помнится, ты сразу при встрече обмолвился, что когда-то был и бедным.

— Бедный — это не то слово, — он вздохнул.

Казалось, Джаред вот-вот пустится в подробный рассказ о своей прошлой жизни, но не тут-то было. Ну вот, она опять упустила шанс расспросить его о прошлом! И все же, все же он стал доверять ей больше.

Обед прошел за дружеской беседой ни о чем. После ресторана они направились в гостиницу, чтобы забрать Молли.

Когда добрались домой, уже стемнело. Дом взирал на них своими темными окнами, и на душе сделалось неуютно. Желая прогнать это чувство, Элиз побыстрее включила везде свет и поставила на плиту чайник. Теплое чувство новой жизни постепенно наполнило ее. Она смотрела на мебель в доме и думала о бабушке, которой когда-то принадлежал дом. Ей начинало казаться, что она уже чуть-чуть лучше ее знает. Все-таки хорошо иметь корни!

Повернувшись к Джареду, Элиз проговорила:

— Наверное, тебе не терпится посмотреть и оценить работу ребят на крыше. Сходи, а я пока уложу Молли. Мод сказала, что малышка спала не очень долго.

Джаред подошел и поцеловал Молли в щечку:

— Спокойной ночи, малышка.

Элиз во все глаза уставилась на него, и комок застрял у нее в горле. Как естественно и просто это у него вышло, подумалось ей. Неожиданно она поняла: он одинок не меньше, чем она. Несмотря на родителей в Нью-Йорке, которые ждут его на Рождество. Может быть, он тоже надеется на что-то? На чудо? На то, что и у него есть небольшой шанс остаться в этом уютном гостеприимном городе? Вместе с ней.

— Я быстро, — сообщила она и скрылась за дверью с малышкой на руках.

Вернувшись, она застала Джареда уже на кухне.

— Как дела на крыше? — спросила она будничным тоном.

— Сейчас слишком темно, чтобы осмотреть все хорошенько. Но в целом, судя по всему, они справились. Нет причин не доверять им, — сказал он каким-то отстраненным тоном, как будто на самом деле думал совсем о другом. — В общем, смело могу заявить, что сегодня ты будешь спать без страха, что над тобой закапает потолок.

— О, это добрая весть, — взволнованно проговорила Элиз, тщетно пытаясь найти повод задержать Джареда хотя бы на пять минут.

Этот мужчина, словно сошедший с обложек глянцевых журналов, стоял сейчас на кухне ее старенького дома, одетый в простые джинсы и помятую рабочую рубашку. И собирался уходить! Что за несправедливость!

Элиз остановилась в дверях, не зная, что сказать. Джаред, видимо, что-то почувствовал, поскольку замер и стал неотрывно смотреть на ее губы.

— Обычно мужчины смотрят на грудь понравившейся им женщины. Ты же смотришь на мои губы. Что бы это значило?

Он простонал.

— Может, не надо об этом?

— Надо. Я же тебе нравлюсь. Как и ты мне, — решительно наступала она, зная, что другого шанса у нее не будет.

— Но это... неправильно.

Она пожала плечами.

— Иногда нужно, чтобы в жизни случались неправильные вещи, — заметила она, словно бы находясь в тумане.

Его молчание сбивало ее с толку. Он стоял в нерешительности, словно заколдованный. Тогда она приподнялась, положила руки ему на плечи и слегка прикоснулась губами к его приоткрытому рту.

Он резко выдохнул. Страстный вздох обжег ей щеку. Крепкая рука легла ей на бедро.

Элиз прижалась к нему сильнее, но уже в следующий момент он отпрянул от нее и в мгновение ока очутился у двери.

— Спокойной ночи, Элиз, — произнес он, тяжело дыша, и исчез в темноте.

Элиз разбудил плач девочки. Женщина подскочила с кровати и на ватных ногах подошла к кроватке.

— О, малышка, прости мамочку! Прости, я проспала! Боже, как поздно!

Молли с мокрым от слез лицом сидела в кроватке и протягивала ручки вверх, к Элиз.

— Идем же, поменяем пеленки, и я дам тебе молока.

Детский плач перешел в редкие всхлипывания, так как Молли отлично поняла, что мама проснулась, и сейчас о ней непременно позаботится, и все будет хорошо.

Подойдя к шкафу с детской одеждой, Элиз пробормотала:

— Вот тебе и наказание за украденный поцелуй. Мало тебе бессонной ночи, так вот, пожалуйста: ты еще и проспала время кормления. Да еще придется краснеть под взглядом Джареда.

Тем не менее Элиз не смогла сдержать улыбку при воспоминании о вчерашнем поцелуе и прикосновении Джареда. Безусловно, он выдал себя с головой: его так же тянуло к ней! Горячая волна прошла по ее телу. Грудь заныла в сладком предвкушении. Пусть между ними не все так просто, зато теперь он не будет отрицать взаимной тяги.

Накормив и одев ребенка, Элиз отправилась на кухню готовить кофе. Дверь со скрипом растворилась, и вошел Джаред. Сердце в груди затрепетало от одной только мысли о нем. Она обернулась, и их глаза встретились. Дыхание тотчас остановилось.

Джаред был одет в самую простую рабочую одежду, но как же сексуально при этом выглядел!

— Доброе утро!

Она сглотнула.

— Доброе...

— Нам с тобой необходимо поговорить.

Опять. Ну конечно! Поговорить! А чего другого можно было от него ожидать? На этот раз она ему не поддастся. На этот раз она все решит сама.

— Кофе будет готов через минуту. И у меня еще осталась парочка печенья от Мод...

— Сегодня она сделала тосты с абрикосовым сиропом на завтрак, — иронично заметил Джаред. — Это хорошая новость. А плохая заключается в том, что я непременно растолстею, как бочка, если не доделаю твою крышу побыстрее и не уеду отсюда.

От слова «уеду» дыхание у нее прервалось и она невольно вздрогнула. Взгляд метнулся к нему.

Джаред смотрел в сторону, отодвигая стул.

— Присядь.

Втянув воздух в легкие, она приготовилась принять любой удар судьбы.

Мужчина уселся напротив нее.

— Лучше бы ты не мечтала обо мне.

Элиз от удивления широко раскрыла глаза.

— Ну и фрукт! Что ты возомнил о себе!

— Ничего не возомнил. Любой дурак ощутил бы определенные чувства в твоем вчерашнем поцелуе.

— Вот дурак и ощутил. И учти, я поняла, что твои чувства ко мне столь же сильны, как и мои к тебе.

Взяв солонку в руки, Джаред потряс ее, откинувшись в кресле. Он внимательно рассматривал солонку в своей руке, как будто на свете не было вещи интереснее.