истину; предоставляли мере определить действительный вес; не противились небесному закону, не шли против чувств; не искали мелких недостатков, которых не видно, ибо ради этого пришлось бы напрасно тратить силы. Не добивались, смывая грязь, узнать то, что трудно было постичь; не были поспешны в том, что вне закона; не медлили с законом. Блюли сложившиеся правила, руководясь естественностью.

Счастие и бедствия – результат закона, а не любви или отвращения; искание славы или позор всецело зависит от самого себя, но не от других людей. Поэтому в период высшего покоя закон уподобляется утренней росе, которая чиста и не распадается на части. Если в сердце нет скрытого неудовольствия, а на устах докучливых слов, экипажи (способности) не изнашиваются и лошади (дела) не изнуряются в дальних дорогах; знамена не стоят в беспорядке; народ не умирает под ударами разбойников-инородцев, имена рыцарей не записываются на страницы истории, рассказы об их подвигах не вырезают на блюдах и чашах. Скрижали истории остаются пусты.

Поэтому нет, по-моему, выше пользы, чем польза простоты и ясности, не бывает более долгого счастия, чем покой. Если, даровав каменщику тысячелетнюю жизнь, поручить ему, с киркою в руках, по циркулю и наугольнику, с веревкой и тушью (уровнем) вымерить гору Тай-шань, а Вынь Юю с оружием (в руках) привести в порядок народ, то при всем напряжении их сил и тысячелетней жизни гора Тай-шань не станет правильной, а народ не будет уравнен. Поэтому правившие миром в древности не заставляли первых изощрить искусство для изменения формы горы Тай, а второго – истощать свою силу на гибель всего народа.

Они, руководясь путем, соблюдали в полноте закон. Благородные наслаждались, и низкие предатели укрощались. Спокойно и безмятежно они, исходя из велений неба, поддерживали главное; они направляли народ так, что у него не было проступков против закона, а рыба не страдала от потери воды. Так дело обстояло при них, почему в мире, даже в малом, не было ничего невозможного с небом и землей, и все процветает; он в своих побуждениях считается с горами и морями, и государство достигает богатства.

Если у государя нет яда гнева, у низших нет беды от скрытого ропота. Высшие и низшие тогда будут во взаимном согласии: они считают своим жилищем путь. В силу этого накопляется постоянно существующая польза; великие деяния совершаются, устанавливается слава, добродетели передаются в потомство. Это идеал порядка (управления).

Путь государя

Считать, на основании отсутствия любви к собственной своей личности, что государя не любят, равносильно признанию, что Гуань не умрет за князя Ху-аня, так как он этого не сделал ради княжича Цзю. Это значило бы отнести Гуаня к числу людей, которых надлежало уволить. Путь разумного государя не таков.

Он устанавливает то, что любит народ, добиваясь от него успехов. Поэтому он дает звания и жалованье для поощрения его.

Устанавливает то, чего не любит народ, для пресечения зла; почему он применяет наказания для внушения авторитета.

Награды его верны (исполняются), и наказания неукоснительны; поэтому государь берет заслуженных, а дурные не находят применения у него.

Сановники притом жертвуют собою, вступая этим в торг с государем, а он, также вступая с ними в торг, дает звания и жалованья.

Между государем и сановниками нет чувств, связующих отца и сыновей; их отношения – результат расчета.

Если у государя есть путь, то чиновники прилагают все свои силы, и не рождается зло; в противном случае они мешают государю видеть все ясно и достигают исполнения личных интересов.

Результатом того, что сановники пользуются большим значением, является неограниченное их влияние на государя. При таких сановниках распоряжения государя не исполняются населением и чувства чиновников неизвестны правителю.

Путь разумного государя состоит в том, чтобы один человек не совмещал должностей и один чиновник не ведал одновременно нескольких дел. О людях, занимающих низкое положение, судят, не ожидая того времени, когда они станут почетными и знатными. Сановники не ищут покровительства у приближенных для того, чтобы получить доступ к государю. Чиновники совершенствуются в своих обязанностях, и их истинные чувства известны ему.

Собираются чиновники, и государь видит заслуги получивших награды и знает преступления тех, кто подвергся наказанию. Эти знания согласны с тем, что было ранее, а награды и наказания не скрывают того, что будет после.

Если правитель устанавливает законы и у подданных нет дурных и коварных желаний, это можно назвать умением награждать и наказывать.

Во времена цинского князя Хуаня был отшельник по имени Сяо-чэнь Цзи; князь трижды ездил к нему, но не мог увидеть его.

Если во владении нет правителя, то нельзя править. Находящиеся ныне при исполнении обязанностей подчиненные ду-чэн (низших чинов) отдают распоряжения даже знатным и почетным лицам, но не применяя их исключительно к людям из низких сословий, почему их распоряжения и имеют реальную силу. Законные распоряжения даже начальников улиц встречают доверие у сановников и осуществляются, незаконные же порицаются толпой, хотя они исходят и от высших чинов.

Если же не имеющий преданности сановник служит непонятливому правителю, то при непонимании последнего будут разбойники, как Янь Цао (Цзы Чжи), Тянь-чан и Цзы-хань.

Неукоснительность в отношении велений правителя есть искреннее отношение к нему.

Пользование служащими не зависит от степени их близости к государю; с актерами же и шутами пируют правители. В таком случае не составит беды, если приближение актеров и удаление от себя чиновников считают за управление. Занимая положение правителя, не в состоянии применить власть, которою обладают, и прибегают к тому, чтобы не покидать своего владения. Поэтому силы одного человека достаточно, чтобы осуществить закон для всего государства; в таком случае немногие могут осуществить это положение. Если его разум в состоянии осветить далекое зло и он дает сокровенные распоряжения, которые обязательно выполняются, то ни в коем случае не произойдет возмущения во владении, хотя бы он удалился в море. Следовательно, отъезд из владения к морю не ведет к грабежу и убийству, и не в этом беда.

Княжич Цзай был наследником престола в уделе Чжоу, а княжич Гэнь, пользовавшийся любовью князя, возмутился в Дунь-чжоу, и владение распалось на два государства.

Эти бедствия отнюдь не были результатом позднего назначения наследника престола. Последнее возможно даже в старости, если власть государя принадлежит ему (положение не двойственно) и побочные дети занимают низкое положение; будучи же любимы, не имеют средств для захвата власти.

Таким образом, при позднем назначении наследника побочные дети не поднимают восстания; беда, однако, опять-таки