Айсберг. Понял… А писать-то тебе хоть можно?

Белокурая. Пиши, конечно…

Айсберг. Тут цитату про тебя прочитал. Смешную: «Страстные женщины хороши до безобразия! А также во время безобразия и после безобразия…»

Белокурая. Извини, мне надо к главному редактору.

Ее аж передернуло от цитаты при мысли о «безобразии» с этим персонажем…

– Кать, что там в мире яркого? – лениво спросила она.

– В среду в деле по обвинению группы египтян в гомосексуализме 23 мужчины были приговорены к срокам тюремного заключения от года до пяти лет. Известно также, что еще 29 человек, проходящих по этому делу, были оправданы, – с готовностью откликнулась Катя. – Гомосексуализм не преследуется по закону в Египте, именно поэтому представших перед судом мужчин формально обвиняли в хулиганстве и издевательстве над религиозными нормами.

– Дикари! – вздохнула Елена.

– Будто наши далеко от этого ушли. А вот, кстати, кубинец Грегорио Фуэнтес, ставший прототипом героя повести Хемингуэя «Старик и море», в четверг отметил свой 104-й день рождения…

…Писать материал не хотелось, думать о Караванове было противно, подбираться к разговору с Лидочкой казалось преждевременным. По логике вещей, стоило пойти в магазин и купить для поднятия тонуса не нужную, но приятную шмотку, но было жалко денег. Впрочем, как всегда, на себя… Чтобы протянуть день до вечерней презентации, начала искать в «аське» новое приключение.

Остановилась на герое по кличке Француз. У него в информационной справке хотя бы было написано про интерес к литературе и искусству, ведь мужик Елениной возрастной категории обычно тупо сообщал о себе: фитнес, машины, собаки, женщины. Рабочий день, предназначенный в офисах для кадрежа по «аське», был еще в разгаре, и Елена написала ему.

Белокурая. Привет.

Француз. Привет. Ты кто?

Белокурая. Я незнакомка, раненная печалью, ищущая утешенья на твоем сильном плече…

Француз. Мощно излагаешь.

Белокурая. Пытаюсь понравиться…

Француз. Уже понравилась. Чем занимаешься?

Белокурая. Пишу статьи, помогая движению широких масс к демократии. А ты?

Француз. Я? Не состоял, не участвовал, не привлекался… По прошлой профессии дипломат. Сейчас бизнесом рулю. Ты на кого работаешь?

Белокурая. На гармонизацию человечества…

Француз. Это что значит, каждому по гармошке?

Белокурая. Примерно…

Француз. На Сардинии не бывала?

Белокурая. Я не люблю все эти острова.

Француз. Это как один мой друг говорил: «Я женщин недолюбливаю, просто не успеваю».

Белокурая. А ты успеваешь?

Француз. Стараюсь. Ща фотку пришлю.

Белокурая. А ты настолько хорош собой, что считаешь, что с фотки надо начинать?

Француз. Чем богаты… Пуркуа бы и не па?

Белокурая. Ага, значит, хорош. Ну валяй.

Француз. Мы за улицу с двусторонним движением.

Белокурая. Твоя придет, тогда свою отправлю.

Ей пришла фотография, на которой мужчина в дорогом костюме шел по Елисейским полям.

Француз. Пришла?

Белокурая. Морда лица не читается. Очень мелко…

Француз. Это я работал в нашем посольстве в Париже. А хочешь, пришлю, где мы все с президентом?

Белокурая. Спасибо. Я президента в лицо знаю. Может, свой портрет покрупней пришлешь?

Француз. У меня нет покрупней. А хочешь, пришлю, где я в Америке с Чейни? Там тоже групповая фотка. А ты ничё! Глаза красивые! И ваще, корпусная дама! Давай встретимся, посидим где-нибудь…

Белокурая. Давай.

Француз. Завтра?

Белокурая. Можно и сегодня. Хочешь пойти на презентацию?

Француз. Можно. Жене что-нибудь навру. А за тобой заехать или ты на машине?

Белокурая. Заехать.

Француз. Ты не думай, что я по каждой «аське» так срываюсь. Я на фотку твою среагировал. Смотрю и балдею. Интересно, а как у тебя с красотой душевной?

Белокурая. Все в комплекте.

Елена вытащила косметичку и начал краситься. Похоже, что этого Француза можно было взять на презентацию коньяков без особого ущерба для репутации. Она начала осторожно накладывать тени, что означало глобальную подготовку к встрече.

Француз. А так бывает?

Белокурая. Спорный вопрос в наше непростое время…

Француз. А какие времена были простыми?

Белокурая. До 91-го. Была мерзкая ясность.

Француз. Не было этого никогда.

Белокурая. У меня было!

Француз. Ты еще не все. Мне, конформисту, по фигу, кто у власти, мне и при Советах неплохо было.

Белокурая. Верю. Просто так у нас в МГИМО никто не поступал.

Француз. Жизнь одна и не стоит ставить ее в зависимость от кучки проходимцев, находящихся у власти… главное, соблюдать обрядность.

Белокурая. Мой отец коммунист, мой дед коммунист, но они учили меня, что врать нехорошо… И они не врали. Они верили в свое дело…

Француз. А мой дед – генерал НКВД. А папашка – полковник этой же организации. Они во все эти сказки о всеобщем благоденствии не верили…

Кисточка с тенями замерла у Елены в руках.

Белокурая. Плохо у тебя с генеалогическим древом. Сильно отмаливать надо…

Француз. Знаешь, сколько они за Россию надрывались?

Белокурая. В НКВД они за Россию надрывались?

Француз. Примитивно-школьные знания о НКВД как о исключительно карающей организации.

Белокурая. Я же сказала, что я журналист. С мемориалом работала, в архивах сидела… Набралась знаний об организации…

Француз. Господи, какая-то бабская логика!

Кровь бросилась Елене в лицо.

Белокурая. Думаю, что диалог исчерпал себя. Люди, не осознавшие преступлений своих предков, для меня не собеседники. Это все равно что говорить с немцем, который так и не пытался понять, что такое фашизм…

Француз. А нынешняя власть не меньшее преступление?

Елена перестала отвечать.

Француз. Власть любая преступна сама по себе по определению.

Француз. Неужели умная, образованная баба может городить такую чушь!

Француз. Истеричка! Дура!

Елена злобно отправила его в «игнор», после нажатия на эту кнопку сообщения от этого адресата поступать не могли: «Дипломат, блин! Пофлиртовала! Господи, чтоб я еще притронулась к этой идиотской „аське“! Другие знакомятся, влюбляются… а ко мне всплывает только определенный продукт!»