— Зайчик… — восхищенно выдохнула Лэни, бережно принимая склянку, и чувствуя, как еще жарче распускается у нее в душе дивный цветок, такой же яркий как тот, что расцвел в этот миг за окном в ночном небе.

— Проходите, ваше величество, вот ваши покои, а это ваши, граф, это ваши, герцог, а это… — седой, обходительный дворецкий растерянно смолк, обнаружив, что гость, который должен был жить в комнате один, крепко держит под руку молчаливую девушку.

— Открой для герцога Арвельда сиреневые покои, он не суеверный, — Олтерн, несмотря на усталость, лично следил за расселением гостей, и даже не подумал возмущаться таким странным поведением гостя. Да и молчание фрейлины счел за согласие, твердо убежденный, что сестры тишины в обиду себя не дадут.

Сиреневые покои оказались тремя просторными комнатами, расположенными в округлой угловой башне, наполовину врезанной в прямоугольное тело трехэтажного дворца, который гости пока видели лишь мельком. Из продолговатой гостиной, заканчивающейся широкими створками дверей на огибающий башню открытый балкон, в разные стороны вели еще две двери, но Арвельд и не подумал туда заглядывать. Дождался, пока слуга поставит сундук, выделенный сестрами Тэльяне, в ближайшую комнату, и, отпустив, наконец, руку спутницы, указал ей на диван.

— Садись.

Прошел по комнате, подбирая слова, которые уже полдня никак не хотели уложиться в связные вопросы, подошел, сел рядом, оперся локтями в колени и, уронив голову в мозолистые ладони, глухо выдавил только два слова:

— За что?!

И тогда девушка вдруг схватилась руками за горло, давясь давно оплаканным горем, замычала, мотая головой и не в силах объяснить, почему так испугалась когда-то и чего так страшится до сих пор.

— Тэй? — оглянулся на нее, не поверивший своим ушам герцог, рассмотрел впившиеся в горло пальцы и текущие по лицу слезы и вмиг забыл про все вопросы.

Резко дернул ее к себе на колени, разжимая побелевшие пальчики и лихорадочно целуя все, до чего дотянулся губами. Залитые слезами щеки, следы от выступивших когтей на подрагивающей от рыданий шее, крепко стиснутые, чтобы удержать крик, губы. И уже через несколько минут ясно понял, что вовсе не хочет знать никаких подробностей и не хочет слушать ни оправданий, ни просьб о прощении. Как оказалось, его сердце давно все простило, и едва она немного успокоилась и робко ответила на поцелуй, надежда на то, что можно все начать сначала, превратилась в твердое желание больше никогда не допустить, чтобы повторились прошлые ошибки.

— Все, Тэй… все… перестань плакать. Больше я тебя никуда не отпущу… запомни это накрепко… — дверь в спальню, бесцеремонно распахнутая пинком, так же резко и беспрекословно захлопнулась за ними.

— Арви… ну Арви же! Проснись, наконец!

На непривычно легком покрывале теплой лапой лежал солнечный квадрат, по груди герцога тонким теплым лучиком гулял женский пальчик. Не открывая глаз, Арвельд сладко потянулся, широко зевнул, и, хитро приподняв одно веко, лукаво шепнул:

— Зачем?

— Нам нужно поговорить.

— Нет. — Решительно обхватив девушку обоими руками и прижав теснее, отказался герцог, — никаких разговоров. Просто не хочу. Пусть прошлое останется в прошлом.

— Я так не смогу, Мастер… — тихо произнесла она имя, которое несколько лет старалась заставить себя вычеркнуть из памяти, — я хочу, чтобы ты все знал…

— И кому ты хочешь причинить боль, Тэйна? — сразу поскучнел он, — мне или себе? Или сразу обоим? И ради чего? Все стало ясно сегодня ночью… и я уже сказал, что никуда тебя не отпущу. Да и ты не хочешь уходить, меня не обманешь.

— Не хочу… — горько прошептала она, — совсем не хочу. Но знаю, что иначе все недосказанное всегда будет между нами, как гнойная заноза. А этого я не желаю. Я столько лет мечтала об этом дне… и хочу, чтобы потом ничто не портило мне жизнь. Потому что я не виновата в том, о чем ты тогда подумал… зато виновна совсем в другом. И судить тебе.

— Ладно… тогда я быстро умоюсь и найду что-нибудь съедобное да одежду, — решил герцог, глянув за окно на довольно высоко поднявшееся за окном солнце, — ты вон успела уже где-то рубашку найти.

— Иди, — серьезно кивнула она, точно зная, позже он не станет менять решение или отказываться. О том, что Мастер всегда держит слово, знал весь отряд.

В приоткрытую дверь купальни было слышно, как плещется вода и шлепают босые ноги герцога, а перед мысленным взором Тэльяны вставал тот памятный день, когда она восемнадцатилетней девчонкой приехала к месту своей первой серьезной работы. В замок Адер.

Пока кучер переговаривался со стражниками, неторопливо поднимавшими тяжелую решетку ворот, снизу, со стороны реки примчался мокрый конь, с сидевшим на его неоседланной спине светловолосым босоногим парнем, одетым лишь в закатанные до колен штаны. И был он так по-юношески загорел, строен и гибок, так ловко сидел на лошади и бесшабашно улыбался, что сердце юной преподавательницы зоологии тихо таяло в незнакомом огне.

— Но смотрите, госпожа Тэльяна, — всплыл в тот момент в памяти Тэлли суровый и чуть пренебрежительный голос старой баронессы, подбиравшей по просьбе герцогини Адерской гувернанток для ее детей, — не вздумайте кокетничать с молодым герцогом! Он может жениться только по королевскому разрешению, а простого флирта герцог-отец не позволит. Ну, во всяком случае, не у себя во дворце.

— Какое счастье, что он не герцог, а простой конюх, этот блондин, — облегченно выдохнула тогда свежеиспеченная гувернантка, еще не зная, насколько глубоко ошибается.

— Оказывается, нам уже принесли завтрак, — прошедший в гостиную Арвельд вернулся с подносом, — как мило с их стороны.

Он поставил поднос посреди широкой, по-южному упругой лежанки, и прилег с другой стороны, сразу вспомнив, сколько раз они завтракали и ужинали именно так. Проводником Тэйну прислал в их отряд комендант приграничного городка через несколько дней после того, как погиб в стычке с контрабандистами старый командир, и Масту пришлось занять его место. К этому времени он уже прослужил в отряде сопровождения четыре года, и за храбрость и умение наиболее выигрышно выбрать место и время схватки, бойцы уважительно звали его Мастер.

— Интересно, и в чьей палатке она будет ночевать? — с ухмылкой поинтересовался один из наемников, озирая масляным взглядом стройную фигуру девушки с расписанным жуткими узорами лицом и в мужском костюме, и Маст резко ответил:

— В моей.

— А почему это?!

— Потому что я — командир, — под смех воинов любезно пояснил тогда Маст, и не подозревая, что через несколько месяцев не сможет и помыслить, чтобы Тэйна ночевала с кем-то другим.

Нет, все началось между ними далеко не сразу, у Маста в этом отношении всегда были свои собственные убеждения и принципы. Просто однажды, уже под осень, после тяжелого перехода, когда они попеременно вели обоз в обход самых излюбленных бандитами «узких» местечек, она сама пришла под его одеяло «погреться». И больше уже не уходила до того проклятого дня, когда он, вернувшись из дозора, застал Тэйну пьющей одно из тех снадобий, что глотают ветреные девицы, чтобы «не принести в подоле». А ведь он уже собирался присмотреть в пригороде маленький домик… их общего заработка за то лето хватило бы вполне.