— Да! Да! — выкрикивала она, видя повсюду вокруг себя восхищенные лица туземок. В восторге экстаза Красавица откинула голову назад, громко выдохнув: — Целуй же меня! — и вожделенно открыла рот.

Тут же на ее призыв откликнулись, словно поняв ее слова. Чьи-то женские губы нашли ее страждущий рот, горящие груди, снова по телу щекочуще заскользили мягкие локоны, и Красавица откинулась от изваяния назад, в руки женщин, ласкающих ее страстными поцелуями, лишь ее стосковавшееся лоно все так же жадно прижималось к бронзовым чреслам, не желая отпускать могучий стержень божка.

Очень скоро ее сознание затопило сладостным всепоглощающим водоворотом оргазма, и Красавица ничего уже не видела и не понимала вокруг себя, ощущая лишь мягкие шелковистые руки и теплые нежные шеи, за которые непроизвольно пыталась удержаться. Пальцы ее запутались в длинных тонких волосах, и она словно купалась в этом море тел, купалась в океане счастья.

И когда все закончилось и в ней не осталось больше сил, Красавицу отняли от изваяния, и она упала на мягкие шелковистые подушки, вся мокрая и дрожащая, точно в лихорадке, с затуманенным взором. А обитательницы гарема ворковали вокруг нее и о чем-то перешептывались, не переставая целовать и гладить девушку.

(Рассказ Лорана)

Мы с Тристаном видели из-за двери, какую Красавице с Еленой устроили очистительную процедуру, и я тогда подумал: «Уж нам-то такое точно не грозит!» Однако я ошибся.

Побрив для начала лица, а также ноги, нас с Тристаном отвели в одну ванную комнату. Красавица к тому моменту уже ушла — ее увел сам господин.

Мы оба прекрасно понимали, что нас ждет. Но я сильно сомневался, что удовольствия ради они не станут мучить нас больше, нежели женщин.

Нас заставили встать на колени лицом к лицу и обхватить друг друга руками. Можно подумать, им нравилось лицезреть подобную картину! Уж могли бы разделить нас хотя бы из соображений деликатности. Ведь они все равно бы не допустили, чтобы мы соприкоснулись членами. Едва мы попытались это сделать, нас тут же отхлестали убогими плеточками, жалкие удары которых подобны комариным укусам. Единственно, на что способны эти никчемные плетки, — так это напомнить, каково это, когда порют по-настоящему.

Впрочем, может быть, грумы таким образом еще и раздували во мне жар томления — как будто просто держать Тристана в объятиях мне было недостаточно!

Через плечо Тристана я заметил, как слуга опустил руку с медной трубкой и вставил наконечник принцу в зад. И почти в тот же момент я почувствовал, как такая же насадка ловко водвинулась мне между ягодицами. Тристан весь напрягся: как и у меня, его прямая кишка стремительно заполнялась водой, — и я ухватил его крепче, словно стараясь поддержать.

Я хотел было сказать ему, что такое со мной уже как-то раз проделывали (еще в мою бытность в замке этого потребовал один из высоких гостей королевы, готовясь к ночи унизительнейших забав), и хотя сия процедура довольно неприятна и изнурительна, но в целом не так уж и ужасна. Но, конечно же, я не отважился поведать все это Тристану на ухо. Я просто держал его и терпеливо ждал, пока теплая вода закончит в меня вливаться. Грумы же старательно намывали нам тела, словно запамятовав о чистке изнутри.

Я погладил Тристану шею, поцеловал его чуть ниже уха — за мгновение до того, как из нас вытянули медные насадки и мы начали опорожняться. Прижавшийся ко мне Тристан весь застыл, словно окаменел, но потом все же в ответ поцеловал меня в шею, даже немного прикусив, и наши пенисы коснулись один другого, словно лаская и гладя.

Однако грумы были всецело поглощены тем, что, поливая нас теплой водой, отмывали от выпрастываемых масс, и некоторое время не замечали, чем мы занимаемся. Я прижал к себе Тристана, ощущая его напрягшийся живот и прижавшиеся к моему члену, набухающие гениталии, и едва сразу не кончил, в избытке чувств уже нисколько не заботясь тем, чего хочет от нас кто-то из этих туземцев.

И все же нас скоро разделили. Нас растащили в стороны, подальше друг от друга, давая опорожниться до конца и неустанно поливая водой.

Я чувствовал себя неимоверно ослабевшим. Я как будто принадлежал этим туземцам и снаружи, и изнутри, я словно растворялся в этом журчании непрерывно льющейся воды, гулким эхом отражающимся от стен каморки. Мною полностью завладели эти опытные руки, и вся очистительная процедура, отработанная до мелочей, будто уже тысячи невольников прошли ее до нас.

Если нас накажут за ласки, в этом будет моя вина. Как хотелось мне сказать Тристану, что я очень сожалею, что невольной слабостью втянул его в беду.

Однако заботливым грумам, очевидно, сейчас было совсем не до наказаний.

В отличие от женщин, одной чистки для нас оказалось недостаточно, и вся процедура понеслась по второму кругу. Нас снова поставили друг перед другом на колени, снова вставили каждому в анус по трубке и снова накачали в нас воды. И вот теперь, во время выхода масс, один из грумов стегнул меня плеткой по пенису.

Я приник губами к уху Тристана. Он снова стал меня целовать, и это было поистине прекрасно.

«Я больше не вынесу этой постоянной неутоленности, — в отчаянии подумал я. — Это самое худшее из всего, что они могут нам сделать». Сейчас я опять готов был на любую опрометчивую выходку, хотя бы уткнуться ему членом в живот — что угодно.

В этот момент в моечной появился наш новый господин и повелитель Лексиус. Увидев его в дверном проеме, я испытал некоторое смятение. Точнее, благоговейный страх. В замке, помнится, никто не вгонял меня в такое состояние. Его присутствие просто сводило меня с ума.

Управляющий стоял, сложив руки за спиной, молча глядя, как нас напоследок обтирают полотенцами, и его лицо было исполнено какой-то холодной радостью, словно он чрезвычайно гордился своим выбором.

Я посмотрел ему в лицо — и он не выказал ни малейшего неодобрения. Встретившись с ним глазами, я тут же вспомнил о перчатке, проникающей в мое нутро. Вспомнил ощущение, когда тебя точно прободают рукой, раздвигая чувствительную плоть, в то время как другие наблюдают за происходящим.

И все это — вкупе с чувством жгучего стыда после принудительного опорожнения — было для меня уже чересчур.

Причем это был не просто страх, что вот сейчас он снова натянет свою длинную кожаную перчатку и сотворит со мной то, о чем я уже упоминал. Во мне сидела какая-то проклятая, отвратительная гордость, что лишь со мной одним он это проделал и что я единственный удостоился быть привязанным к его туфле.

Мне хотелось потешить дьявола — в этом-то и был весь ужас момента. И хуже всего то, что и на других пленников Лексиус производил такое же магическое действие. Елена от его властных речей превращалась в кроткую дрожащую деву. В Красавице он явно вызывал искреннее и пылкое обожание.

Теперь, если слуги скажут ему, что мы с Тристаном… Но те ничего не сообщили управляющему. Просто хорошенько вытерли нас, расчесали волосы. Потом господин коротко им что-то приказал, нас быстро поставили на четвереньки и снова препроводили в большую купальню. Там Лексиус велел нам подняться перед ним на коленях.