И он отступил в сторону, жестом пропуская англичанина вперед. Но Кейн сразу подумал о коварном ударе копьем в спину и покачал головой:

— Кто я такой, чтобы идти впереди моего брата? Мы оба вожди, так пойдем же бок о бок.

В глубине души он был до крайности возмущен тем, что приходилось разводить подобную дипломатию с дикарем, но по его лицу этого нельзя было заподозрить. Чернокожий воитель отдал поклон, исполненный варварского достоинства, и они вместе зашагали вверх по тропе, не произнося более ни слова. Краем глаза Кейн то и дело замечал воинов, выходящих из укрытий. Украдкой бросив взгляд назад, он обнаружил, что за ними следовало не менее сорока воинов, выстроенных двумя клиньями. Лунный свет играл на их лоснящихся черных телах, озарял высокие головные уборы, блестел на длинных, зловещего вида наконечниках копий.

— Мои братья похожи на леопардов, — учтиво сказал Кейн своему спутнику. — Самый зоркий глаз их не заметит, когда они таятся в кустах. Когда же они крадутся в высокой траве, самое чуткое ухо не расслышит их приближения.

Чернокожий вождь оценил комплимент и с достоинством наклонил львиную голову, отчего страусовые перья его убора тихонько зашелестели.

— Горный леопард вправду доводится нам братом, о вождь. Наша походка — как плывущий дымок, но руки наши — железо. Когда они наносят удар, льется алая кровь и умирают мужи.

Кейн уловил в его голосе едва различимую нотку угрозы. Нет, весомых оснований для подозрения у него не было, но что-то нехорошее определенно присутствовало. На всякий случай он решил помолчать, и некоторое время странный отряд двигался вперед в полной тишине, напоминая в лунном свете шествие призраков.

Тропа между тем становилась все каменистей и круче. Она петляла между скальными кряжами, огибая чудовищные валуны. Потом, совершенно неожиданно, впереди разверзся бездонный провал. Через него был перекинут каменный мост, сотворенный самой Природой. Приблизившись к входу на мост, вождь остановился.

Кейн с любопытством заглянул в пропасть. В ширину она была футов сорок, а вот глубину ему не удалось оценить даже приблизительно. Там, внизу, не иначе как на сотни футов простиралась непроглядная тьма. На другой стороне мрачно высились неприступные скалы.

— Здесь, — сказал вождь, — пролегает истинная граница царства Накари…

От Кейна не укрылось, что воины, этак ненавязчиво, все плотнее подступали к нему. Инстинктивно Соломон покрепче сжал рукоять рапиры, которую он, между прочим, так и не убрал в ножны. Он всей кожей ощущал повисшее в воздухе напряжение.

— Здесь, — продолжал вождь, — тому, кто не принес Накари подарка, говорят — УМРИ!!!

Последнее слово вырвалось у него жутким криком, точно заклинание, произнеся которое человек превращался в безумного маньяка. Крик еще звучал, когда могучая рука метнулась назад. Вздулись плотные узлы мышц — и длинное копье устремилось прямо в грудь Кейну!

От подобного удара мог спастись только прирожденный боец. Реакция Кейна была чисто инстинктивной и потому мгновенной. Он успел отшатнуться, и широкое лезвие лишь коснулось его ребер. Рапира вспыхнула в лунном луче, нанося ответный удар. Она поразила насмерть какого-то воина, выбравшего именно этот момент, чтобы сунуться между ним и вождем.

В следующий миг вокруг него заметался вихрь сверкающих копий. Отражая одни и уворачиваясь от других, Кейн вскочил на узенький каменный мост. Теперь они могли нападать на него только по одному.

Быть первым никому как-то не захотелось. Они сгрудились на краю пропасти, стараясь дотянуться до Соломона копьями. Стоило ему отступить, и они подавались вперед, когда же он делал выпад — черное воинство проворно откатывалось назад. Их копья были, конечно, гораздо длиннее его рапиры, но отточенное мастерство фехтовальщика, помноженное на холодную ярость атаки, до некоторой степени уравнивало силы.

Так они раскачивались взад и вперед, когда из толпы воинов вырвался черный великан и, словно дикий буйвол, устремился на мост, пригибаясь и низко неся копье. В глазах его тлели безумные огоньки. Кейну пришлось отскочить назад. Потом еще раз, чтобы уйти от копья и одновременно поймать момент для удара рапирой. Подавшись в сторону, он едва не потерял равновесия на краю моста; внизу его ждала вечность. Чернокожие воины торжествующе взвыли, глядя, как он старается удержаться. Гигант с копьем испустил громовой рык и ринулся на пошатнувшегося врага.

Кейн отбил удар, пустив в ход всю свою силу. Он еще не восстановил равновесия, так что это был подвиг, для большинства фехтовальщиков непосильный. Он увидел наконечник копья, мелькнувший мимо щеки, и почувствовал, что спиной вперед валится в бездну. Отчаянное усилие, мгновенное движение руки — и он ухватился за древко копья, а в следующий миг проткнул соперника насквозь. Из раскрытого в крике рта вырвался фонтан крови. Последним усилием, умирая, чернокожий всем весом обрушился на победителя. Увернуться еще раз было уже не в человеческих силах. Враги вместе перевалились через край и, не издав ни звука, растворились во тьме, затопившей провал.

Все это произошло настолько быстро, что ошарашенные воины замерли на местах. Торжествующий рык великана еще не успел отзвучать, когда оба провалились во мрак. Постепенно оправившись, туземцы взошли на мост и склонились над бездной, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть или расслышать. Но внизу было темно, и со дна пропасти не доносилось ни звука.

Летя вниз, Кейн все-таки не потерял головы и повиновался не страху, а все тому же воинскому инстинкту. Он извернулся в воздухе, чтобы, когда полет завершится — через десяток футов или через тысячу, какая разница, — между ним и землей оказался сраженный им человек.

Они ударились о твердь неожиданно и гораздо скорее, чем ожидал англичанин. Наполовину оглушенный, какое-то время он лежал неподвижно, потом поднял голову и посмотрел вверх. Он смутно различил узкий мост, пересекавший полоску звездного неба, видимого из пропасти, и на нем силуэты воинов, посеребренные лунным светом и странно укороченные необычной перспективой. Кейн лежал неподвижно, зная, впрочем, что луна еще не проникла в скрывавшую его глубину, а стало быть, смотревшие сверху не могли его разглядеть. Все-таки он дождался, чтобы они убрались с глаз, и только тогда начал оглядываться, оценивая свое положение. Соперник его был мертв. Пролетели же они, как выяснилось, немало: если бы не труп, смягчивший удар, быть бы мертвым и Кейну. Он и так был порядком разбит и весь в синяках.

Первым делом англичанин извлек из мертвого тела рапиру, благодаря Творца за то, что она оказалась не сломана, потом начал шарить впотьмах вокруг себя. Рука его натолкнулась на какой-то уступ, за которым, похоже, зиял новый обрыв. Он-то вообразил, будто свалился на самое дно провала и жуткая глубина была только кажущейся; было, однако, больше похоже на то, что они застряли на выступе утеса, пролетев только часть пути. Кейн бросил вниз маленький камешек. Звук удара раздался спустя долгое, долгое время. И был едва слышен.