— Это же только начало, — тоже улыбаясь, ответил он. — Дальше все будет еще лучше. Поверь мне. Поверь в нас.

И я поверила. Наконец-то смогла поверить другому человеку.

Уилл Шеппард должен был бы чувствовать себя на вершине мира, но почему-то не чувствовал. У него была слава, у него были деньги, но и то и другое не давало чувства удовлетворенности. Более того, раздражало. В ту ночь он вдобавок ко всему перебрал с кокаином.

Лондонский оборотень вышел на охоту. Берегись.

Две дозы наркотика — одну он принял в самом начале концерта, вторую непосредственно перед появлением Мэгги Брэдфорд — оказали свое действие, и Уилл ощущал себя всесильным и всемогущим. А почему бы, черт возьми, и нет? Он был звездой не только на футбольном поле, но и среди той публики, которая собралась в тот вечер на представление в «Альберт-холле».

Ему то и дело приходилось оглядываться, улыбаться, махать рукой. Вон Пит Тауншенд, а это Стинг, там Мик Джаггер, а здесь новенькие, группа «Хэзбинс». И даже Руперт Мердок и Маргарет Тэтчер, два человека, уничтожающих Англию.

Все они пришли, чтобы послушать Мэгги Брэдфорд, позволить ей излечить их измученные души. Да, именно такой эффект производили на людей ее баллады. Ее песни были настоящим чудом, в них замечательно соединялись выразительная мелодия, проникновенные слова и чарующий, завораживающий голос. Ни один исполнитель не мог вложить в одну песню столько разных эмоций, столь доходчиво и убедительно передать сложность современной жизни. По крайней мере так казалось Уиллу.

Ее выход на сцену приветствовали громкими аплодисментами, а она выглядела смущенной и даже робкой. И это при том, что билеты на концерт были распроданы еще несколько месяцев назад. Мэгги Брэдфорд села за пианино и запела.

Уилл ничего не помнил о случае на приеме у леди Тревелин, а потому смотрел на Мэгги так, как будто видел впервые, любуясь ее длинными шелковистыми волосами и безыскусной красотой лица.

Но в этот вечер она как будто светилась. Интересно почему? В чем ее тайна? Что такое познала эта женщина, чего не дано ему?

Ее голос не отличался ни особенной силой, ни драматичностью, стиль исполнения был абсолютно лишен аффектации. Но чистота и искренность пения пронзали сердце точно меч, и Уилл чувствовал настоящую, сладкую боль.

Она пела о печали, остающейся после утраченной мечты, об отчаянии одиночества, и Уиллу казалось, что Мэгги рассказывает о нем.

Слезы текли по его щекам. Музыка трогала, цепляла и не отпускала. Некий свет распространялся со сцены, захватывал Уилла и переносил из концертного зала в уединенное место, где были только они вдвоем, она и он. «О чем это, черт возьми, я думаю?» Уилл чувствовал себя полным идиотом.

Боже, как он любил звук ее голоса. Голоса, который мог бы слушать до конца жизни.

Странное чувство родилось в Уилле Шеппарде: Мэгги Брэдфорд может спасти его от самого себя.

* * *

— Эй, Уилл! Ты что, забыл про меня? Вот скотина!

Уилл повернул голову и посмотрел на изящную темноволосую женщину, державшую его за руку. Кажется, они были на концерте вместе. Он действительно совершенно забыл о ней и не имел ни малейшего представления о том, кто она такая и откуда взялась. Красивая, в темных очках. Как ее зовут? Черт, он снова превратился в оборотня!

Женщина была потрясающе хороша собой, но с другими он и не встречался. Модель? Актриса? Продавщица? Студентка? Где они познакомились? Ситуация складывалась довольно неловкая. Впрочем, такое с ним происходило не впервые.

— Давно подсел на кокс? Это ведь кокаин, верно? Только не лги — такое не сыграешь. И как тебе еще удается выходить на поле?

А, вот оно что! Уилл облегченно вздохнул. Репортер! Теперь он вспомнил. Она — репортер из «Таймс». Захотела написать о нем статейку? Что ж, он не против. Ему тоже хотелось кое-чего. Почему бы не произвести честный обмен? Ты мне — я тебе.

Уиллу хватило нескольких мгновений, чтобы переключиться в привычный режим. При желании он мог очаровать любую. Они сами выскакивали из трусиков. Даже репортеры «Таймс».

— Нет, Синтия, дело не в наркотиках. — Синтия! Синтия Миллер! Вот как ее зовут. Его переполнила гордость за себя. — Мне нравятся песни Мэгги Брэдфорд. По-настоящему нравятся.

— Ты уже говорил об этом, когда мы ехали на концерт. У тебя в машине полно кассет с ее записями.

— Ее музыка такая естественная, такая душевная, — продолжал Уилл. — Разве тебе не нравится?

— Я уже отвечала на этот вопрос, когда мы ехали на концерт. Да, нравится. Хотя, возможно, не так сильно, как тебе.

Он поцеловал ее в щеку. Легко, почти целомудренно.

— Что дальше? Куда отправимся? — Осторожно, Уилл. Не забывай, что она репортер.

Синтия Миллер лукаво улыбнулась.

— Мне бы хотелось услышать о Белокурой Стреле, — проворковала она, и Уилл подумал, что уже встречал таких, невероятно циничных, донельзя испорченных романтиков.

— Услышать? А может, еще и увидеть? — насмешливо спросил он и подмигнул.

Конечно, она хотела. Они все хотели, за исключением одной.

Мэгги Брэдфорд! А он хотел только ее. Он нуждался в ней, в единственной на всем свете женщине, которая могла понять и спасти.

Звонок в дверь заставил Уилла отложить утреннюю газету и выглянуть в окно. На дорожке красовался серебристо-голубой «роллс-ройс». Служанка уже открыла дверь, впуская гостя, из прихожей донеслись его шаги.

— Мистер Шеппард, к вам мистер Лоуренс.

У порога гостиной стоял улыбающийся светловолосый мужчина, лет на десять старше хозяина. Уилл хорошо знал, кто такой Уинифред Лоуренс и чем он занимается. Этот человек был движущей силой американского соккера, тем, кто вознамерился привить красоту и элегантность утонченного спорта нации, перекормленной американским футболом. Адвокат, агент, но в первую очередь и прежде всего самый настоящий хастлер, «толкач», берущийся за все, на чем можно заработать.

Подождав, пока гость войдет в комнату, Уилл медленно поднялся из кресла и пожал протянутую американцем руку. Подобно большинству представителей своей, их, страны тот не стал ходить вокруг да около, а сразу перешел к делу.

— Скажите, Уилл, почему, на ваш взгляд, немцы постоянно являются главными претендентами на Кубок мира? — спросил Лоуренс с улыбкой, которая, казалось, приклеилась к его лицу. — Из года в год, каким бы ни был состав, они выставляют мощную команду.

Вообще-то этот самый вопрос Уилл и сам не раз задавал себе.

— Наверное, все дело в дисциплине. Они сильны не столько индивидуально, не столько тактически, сколько командной игрой.

Лоуренс расцвел в улыбке, как это часто делают американцы, получая удовольствие от очевидного.