Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторое время они наблюдали за домом и переговаривались шепотом, короткими телеграфными фразами.
— Что установила экспертиза? — отстукал Монах. — Причина смерти? Что нового?
— Какой-то алкалоид, пока неясно. Непонятно, с чем она его приняла и сколько. Растительных ядов полно, но чтобы умереть, нужно очень постараться.
— Иногда не очень. Есть всякие. Любое лекарство яд. Как ее зовут?
— Тамила Владиславовна Сотник.
— Замужем?
— Понятия не имею. Интересно, они собираются торчать тут всю ночь? — спросил Добродеев, имея в виду людей в магазине. — Не жарко, однако.
— Район спокойный, тупиковый, покупателей нет. Сейчас закроются. Попрыгай.
Он оказался прав. Продавщица выключила в зале «большой» свет, оставив скромные светильники. Хлопнула дверь; до сидящих в засаде донеслись бас здоровяка и смех женщины. Закрыв дверь, они уселись в черный пикап, запаркованный у магазина, двигатель фыркнул, свет фар скользнул по окнам, и они уехали.
— С богом! — сказал Монах, поднимаясь. — Пошли. Готов?
— Готов-то я готов, — вздохнул Добродеев. — Но спрашиваю себя, куда я опять ввязался… и не нахожу ответа. Ты хоть понимаешь, что будет, если нас застукают?
— Думаешь, засада? Пробьемся.
— Вряд ли, но… всегда существует маленькое паршивое «но», которое включается вполне неожиданно и портит всю картину. В прошлый раз нам просто повезло.
— Согласен. Как говорят умные люди — никогда не нужно повторять удачный эксперимент. Значит, по домам и баиньки.
— Берешь на понт? — саркастически сказал Добродеев. — Ладно, поехали. Фонарь взял?
Кнопки на двери сработали безотказно, и Монах удовлетворенно крякнул. Они вошли в коридор. Лучи фонариков высветили запыленную лепнину потолка — бросался в глаза серпантин паутины, колеблющейся на сквознячке, — стертый мраморный пол с узорной мозаикой и широкую мраморную лестницу.
— Красивый дом, — прошептал Добродеев. — Чувствуется в нем какая-то тайна… Его бы почистить хорошенько.
Монах произнес что-то среднее между «умгу» и «ага». Они осторожно поднялись на второй этаж.
— Пришли, — сказал Монах. — Четвертая. Голосуем, Леша. Я — за.
— Вот только давай без балагана, Христофорыч. Снимай!
Монах, осторожно потянув бумажную полоску, отлепил ее с одной стороны. Достал из кармана спицу, ткнул в замочную скважину. Добродеев светил фонариком, Монах, громко сопя, ковырялся в замке.
— Все! — Он спрятал спицу в карман. — Прошу вас, господа! — Он толкнул дверь.
Добродеев похолодел, ожидая скрипа, и бросил взгляд на соседнюю квартиру.
Дверь бесшумно поехала от них, открывая черную пасть чужого жилья. Монах вошел первым. За ним, еще раз оглянувшись, ступил Добродеев. У него было чувство, что он, как глупый зверь, залез в ловушку и крышка сейчас захлопнется. Ну, Христофорыч, погоди!
В квартире было холодно и пахло сыростью. Просто удивительно, как быстро остывает жилье без человека, как быстро становится оно враждебным и настороженным. Добродеев поежился. Монах уверенно шел вперед. Первое помещение, крохотное, вроде кладовки, — приемная ясновидящей. Здесь с трудом помещались два креслица и диван. Сколько же у нее клиентов, подумал Добродеев, разглядывая комнату.
— Не думаю, — сказал Монах, — проследив его взгляд. Бутафория. Не так уж и много, во-первых, а во-вторых, она назначает время, и никто не ждет. Они не хотят друг друга видеть, так что тайна вклада гарантируется.
Он открыл дверь в соседнюю комнату. Это был кабинет, где свершалось таинство. Монах, пошарив по стенке, включил свет. Стоя на пороге, они рассматривали комнату. В неярком свете люстры с висюльками она напоминала грот. Стены, затянутые черным, черный ковер на полу, два консольных столика: на одном несколько старинных на вид фолиантов в кожаных переплетах и два шандала на пять свечей каждый; на другом — три стеклянных шара: красный, зеленый и черный, и три черные с золотом маски венецианского карнавала, из тех, что продаются в сувенирных лавках. В центре помещался большой стол на ножках-тумбах под черной, длинной, сбитой на сторону скатертью; на нем, как на прилавке старьевщика, были набросаны всякие магические предметы: маленькие светящиеся шарики, колода длинных узких карт, овальное зеркало с ручкой в виде когтистой лапы, черная полированная фигурка кота, похоже, из пластмассы или эбонита, с громадными зелеными глазами, опрокинутые янтарные фигурки мужчины и женщины и майоликовый подсвечник с огарком свечи. Еще тут был крошечный продолговатый предмет с непонятными знаками, висящий на перекладине деревянной виселицы в виде буквы «Г», оказавшийся при ближайшем рассмотрении пулей, по-видимому серебряной; рядом — металлический человечек внутри круга — символ микрокосма. На полу валялись, поблескивая стеклами, очки; несколько черных гладких камешков раскатились по полу. Добродеев наступил на один и чуть не грохнулся. Монах вовремя подхватил его под локоть и придержал.
— Черт! — сквозь зубы прошипел испуганный Добродеев. — Давай быстрее, как-то тут неуютно.
Вдруг висюльки на люстре качнулись, издав негромкое мелодичное звяканье. Добродеев отступил, по хребту его пробежала жаркая волна.
— Машина проехала, не бойся, — успокоил Монах. — Или ты случайно подпрыгнул. Как по-твоему, это хрусталь?
— Господи, какая разница! — выдохнул Добродеев, утирая пот со лба. — Я не прыгал!
— Никакой, ты прав. Стой смирно и не шевелись. Я думаю, она здесь не жила, это рабочее место, так сказать.
Он наклонился над предметами на столе — рассматривал, трогая некоторые спицей-отмычкой.
— Смотри, Леша, — сказал он вдруг. — А вот и наш знак!
— Где смотри?
— На зеркале. Если мне не изменяет память, это Гелиотроп!
Добродеев присмотрелся. На зеркале черным маркером были изображены два треугольника остриями вверх и вниз, слившиеся основаниями — они напоминали стилизованную восьмерку.
— Ты уверен? — спросил он недоверчиво. — Может, он тут всегда, был?
— Может, но не думаю. Этот знак нарисовал убийца. Очень сильный знак, вызывающий галлюцинации и помрачение сознания. Ясновидящая скончалась от сильного алкалоида или наркотика, что совпадает с заключением экспертизы. Когда она умерла, уже известно?
— Приблизительно. Эксперты говорят, ее нашли через сутки.
— Убийца отравил ее, нарисовал Гелиотроп и ушел. Я думаю, она была еще жива. Если бы ее нашли сразу, она бы не умерла.
— Они не знают, как яд попал в организм, — заметил Добродеев. — Нигде никаких следов, посуда чистая. Они предположили, что, возможно, ее отравили в другом месте, а умерла она через несколько часов здесь. В этот день она не работала, но почему-то пришла. Допустим, убраться.
Монах задумался. Потом сказал: