Молодые командиры сели по обе стороны от меня, развлекая разговорами. Скабрезные шутки были забыты, сыновья аристократов вспомнили, к какому обществу принадлежат. Сначала я смущалась, но неловкость постепенно ушла. Я улыбалась шуткам и поддерживала беседу.

На ужин подали бифштекс и отварную картошку, но я так проголодалась, что простая еда показалась мне пищей богов.

— Агатка, ты, я смотрю, исправляешься! Уже не привередничаешь! — рассмеялся Даниель, которой все это время наблюдал за мной, откинувшись на спинку стула.

Иногда в его взгляде мелькало прежнее удивление: «Неужели она правда здесь?»

Да я и сама не была уверена, что это не сон. Волшебный, сладкий сон, вовсе не тот кошмар, что преследовал меня в предыдущие дни. И пусть я находилась в двух шагах от самого страшного места Глора, но сейчас ни Граница Тени, ни миражи не могли меня напугать.

В конце концов я отложила столовые приборы и подавила зевок.

— Идем, Агатка, — шепнул Даниель. — Иначе уснешь прямо на столе.

Я не стала возражать, глаза действительно слипались от усталости. Даниель подал мне руку, помогая встать. Командиры Мейро и Ласс поднялись следом, попрощавшись со мной легким поклоном, как прощались бы с замужней дамой. Я зарделась от смущения.

Наверх меня повел Даниель. В коридоре в настенных канделябрах горели свечи, освещая пространство мягким золотистым светом.

— Сюда.

Даниель толкнул неприметную дверь, пропуская меня вперед, а сам снял одну из свечей и зашел следом. Я осмотрелась: комната была невелика и снабжена только самым необходимым. Узкая кровать, стол, тумбочка — жилище военного. Ее подготовили к моему приходу: кровать заправлена, а на стуле меня дожидался кувшин с теплой водой и полотенце, перекинутое через спинку.

— Стой, я сейчас.

Даниель вручил мне свечу, а сам нырнул за дверь. Вернулся, правда, очень скоро, и сунул в руки рубашку.

— Тебе нужно в чем-то спать, — сказал он без стеснения, а у меня всколыхнулось все внутри.

Я буду спать в его рубашке, чувствовать запах, знать, что ткань касалась его кожи. Свеча задрожала в руке. У Даниеля, кажется, возникли похожие мысли.

— В стирку ее потом не отдам, — беззаботно сказал он. — Буду обнимать, когда сделается особенно одиноко.

Я снова задрожала, и горячий воск пролился на руку, обжигая кожу. Я негромко вскрикнула, а Даниель тут же выхватил свечу, от чего пламя, мигнув, погасло. Из-за приоткрытой двери проникал приглушенный свет, но лица Даниеля я уже не могла разглядеть.

Он поднял мою ладонь ко рту, подул на обожженное место, потом прикоснулся губами. И так застыл на долгие несколько секунд. Все это время мое сердце колотилось, как набат, и мне чудилось, будто его грохот слышат даже на первом этаже.

Надо было рассказать обо всем. Прямо сейчас. Но мысли путались, в горле пересохло…

— Ну ты даешь, — снова сказал он. — Как же ты пробралась, ведь всюду дозоры.

Я только пожала плечами, опасаясь, что не смогу вымолвить ни слова.

— Ты вся трясешься, — Даниель огладил мои плечи, и даже сквозь ткань куртки я почувствовала, как покрываюсь мурашками. — Замерзла?

Он тихонько меня встряхнул, потому что я ничего не отвечала, только дрожала и прятала глаза.

— Агатка…

— Я люблю тебя! — выпалила я.

Я поняла, что произнесла это вслух, лишь когда Даниель удивленно вскинул брови. Еще неделю назад я ни за что не решилась бы на такое признание. Полунамеки, улыбки, взгляды исподтишка — только так девушки в высшем обществе могли выражать свои чувства. Я должна была ждать. Ждать, пока он сам признается, пока попросит руки, сделает первый шаг. Но у меня не было времени. Да и к чему эти условности. Ведь это Даниель, мы знаем друг друга с детства, разве могут быть тайны между нами?

— Я люблю тебя, — повторила я твердо.

— Я тоже скучал, — ответил он, кажется, искренне, но я заметила растерянность в его голосе.

Правда, замешательство быстро прошло, Даниель улыбнулся, обнимая меня. Видно, решил, что я немного не в себе после долгой дороги.

Я приникла к его груди, прижавшись щекой к участку обнаженной кожи под расстегнутым воротом. Кожа была горяча, Даниель пах дымом курительных трав, и где-то под кожей мерно стучало сердце.

Я в безопасности. В любящих и заботливых руках. Даже ноги ослабели от облегчения.

— Поцелуй… меня…

Я прошептала это тихо-тихо, думала, он и не услышит. А если услышит, то снова беззлобно посмеется над сумасшедшей подружкой, которая совсем очумела от усталости. Но Даниель не стал смеяться, только как-то неровно вздохнул, и его рука, лежавшая на талии, провела по моей спине, скользнула по шее, заставляя встать дыбом все волоски на теле, а потом он мягко приподнял мою голову за подбородок.

Дверь в коридор прикрылась из-за сквозняка, в комнате сделалось совсем темно. Я не видела выражения его лица, его глаз, а мне так хотелось навсегда запомнить этот миг…

Прежде, когда я воображала в мечтах свой первый поцелуй — а это случалось множество раз, — я представляла, как Даниель сначала коснется губами моих щек, век. Осторожно, стараясь не напугать. Потом поцелует краешек рта, и я приоткроюсь ему навстречу, привстану на цыпочки, чтобы стать еще ближе. Наш первый поцелуй будет нежным и мягким. Я однажды прочитала в книге, а потом все повторяла, лежа в постели, грезя о наших первых ласках: «Будто бабочка крылышками приоткроет бутон цветка…»

Даниель поцеловал меня сразу. Таким уверенным, смелым поцелуем, что я совсем опешила. Попыталась ответить, но попытка вышла довольно жалкая. Я была так неопытна, что моя роль свелась к тому, что я позволяла языку Даниеля исследовать мой рот. Не знаю, что я чувствовала. По большей части смятение. Наверное, так всегда бывает в первый раз.

— Ты совсем как галчонок, — добродушно сказал Даниель. — Так прилежно открываешь ротик.

Он задержал мое лицо в ладонях, потерся кончиком носа о мой нос. Как в детстве, когда мы были беззаботными и невинными, и мое смятенное сердце затопила нежность.

— Только ничего не говори отцу, — попросил он. — Я сам.

Отец!.. Я разом рухнула с небес на землю. Отец, мама, договор… Колдун!

Я должна была все рассказать. Но… Я снова малодушно промолчала, пообещав себе, что непременно во всем признаюсь завтра, как только соберусь с мыслями. И, вспомнив последние слова Даниеля, снова встрепенулась, но уже от радости. Даниель готов сделать мне предложение!

— Спокойной ночи, — прошептала я.

Даниель неохотно разжал объятия. Мне тоже было жаль прощаться, но я уже знала, что этой ночью буду спать спокойно. В рубашке Даниеля, чувствуя его запах, продолжая ощущать на губах его поцелуй.

Что и говорить, целуется он совсем по-взрослому… Меня озарила догадка.