Так вот, рассказчик описывает, как Бордуков наказывал — отрывая им жала — кусачих постельных клопов. А у нас народ слепеней приучает к порядку: ловят сердешного, протыкают ему брюхо зубочисткой или травинкой — чем попадется — и отпускают на волю. Вы ведь читали Арсеньева,[23]который «был там, где тигр ревел, а теперь свистит паровоз»? Помните, как он описывает сибирских стрелков, оглоушивших зайца? Сгребли его в жменю вместо женьшеня и давай тискать! Кто хвост ему крутит, кто уши вертит наружу, а кто так и папироску в зубы сует! Русский простолюдин знает и бережет родную природу!..

А поскольку зашел разговор про букашек, то вот что хочу Вам сказать: попалась мне одна якобы забавная, выдающая себя за скалозубую детская сказка, в которой фигурирует козодой, ловящий ночью слепней. Так вот, Маргарита, слепни не летают ночами! Не исключено, что и Ваши творения кишмя кишат такими «козявками» — и посему шлите мне все, что у Вас есть, а я вычищу из Вашей литературной шерсти «орнитологических блох».

Мне кажется, мы можем быть друг другу полезны. Ведь посмотрите, что получилось: только Вы отыскали крупицу — как на Вас ссыпались горы! Стоило Вам сделать в науке подкоп и подобрать подкову своего поискового счастья — как тут же со своими историями к Вам валом пошли волонтиры, затронутые Вашими строчками, затрепетавшие от Ваших страдиварьевских струн! Да и я Вам — по доброму душевному расположению и любомудрию — намереваюсь предоставить всю информацию, каковой у Вас нет! Наше общение мне видится так: только я Вам написал, как в своем ящике уже вижу ответ. Кстати, Ваша фамилия с самого начала показалась мне до зуда знакомой и я навел нужные справки. Трепеща крылышками отборных открытий, в капитальной сводке о жуках России и Западной Европы читаю: Меклин Ф. В., Гельсингфорс, жуковед… — получается, что изучая жизнь энтомолога Бордукова, Вы получаете информацию и о своих фамильных корнях!

А теперь, в благодарность за эти дивные сведения, пришлите, пожалуйста (баш на баш), что-то и мне: не соблаговолите ли разыскать в своих американских архивах, к примеру, послужной список флориста Нумы Августовича Десулави? Судя по имени, почти Маурыций Аугустос, не так ли? Ну, Нума же! Хорошо звучит, а?! Я знал, что Вы встрепенетесь — ведь я догадался, что, не заботясь о связной цепочке событий (собаки, событья… у Вас ни те, ни другие не сидят на цепи!), Вы подвигаетесь на творческий подвиг не картой или описанием местности, а кариесом и картавыми речами карателя, не хроникой, а харизмой войны.

Ведь согласитесь, что Вы впадаете в эйфорию не от фольклора Формозы, а от таких, например, фраз как «подняв бунт, Беневский бежал, захватив не только форт губернатора, но и сердце его красавицы дочки»! Или вот что я Вам подарю: пуговицы и сачок — скорей запишите! Некая Мэри Г. сообщает, что от энтомолога, заплутавшего в нашем Приморье, остались лишь оные, а сам он почил смолоченный тигром! А графа Беневского, удосужившегося не только свалиться в кратер вулкана, но и пообещать жителям городка Большерецкий, что он вывезет их на «волшебный остров Буян» (под этим островом подразумевался Мадагаскар, за который Беневский сражался), тоже постигла рельефная, редчайшая смерть: он получил раненье в баталии, в которой прозвучал один-единственный выстрел — тот самый, который и сразил его наповал! И эта уникальная пуля (Черная Суббота, Кровавое Воскресенье, Хрустальная Ночь — люди любят наклеивать на Историю яркие ярлычки) поражает наше воображение больше, чем изнашивающие солдатские башмаки, опустошающие казну и душу долгие войны.

Я, кажется, понял Ваш метод: Вы берете совершенно обособленные на первый взгляд вещи — связываете путешествие на полярных собаках с животноводчеством в Казахстане, а надвигающиеся грозы мировых катастроф с крохотными подвижками в судьбе человека, перескакивая с почившего монаха на лошади на модные ныне тараканьи бега или с радости от разделенной любви на историю открытия радия — и получаете целый рассказ! Эта концепция «слепой смычки» людей и вещей — достаточно посмотреть на беспорядочно брачующиеся беспардонные пары! — присуща, вероятно, не только творцам, но и Творцу. Я сам результат этого хаоса, ведь в соответствии с дремучими нравами дрекольной Российской Империи ни я, ни предки мои не могли появиться на свет.

Мой дед — украинец, а бабка — гуранка. Гураны — Маргарита, только не путайте, пожалуйста, с cervus pygargus, диким козлом, а то станется с Вас — произошли от смешения бурятов с забайкальскими казаками. А казаки ненавидели украинцев — но от этого брака появился отец. А дед по линии матери, вырвавшись из спертого семейного круга местечковых могильщиков и мудрецов, стал журналистом, боготворившим балет. Едва успев похоронить надежду на успех своей труппы, которая в полном составе удрала от него в Палестину, он взялся за организацию балетного коллектива из русских рабочих — и на заводе встретился с дочерью местного мастера. Рабочая аристократия евреев терпеть не могла, но от этого союза родилась моя мать.

Представьте меня: маленький мальчик, родители заняты своими делами, а стоит мне уткнуться маме в колени, как она отталкивает меня и принимается за обед. И вот я в одиночестве рою и обкладываю травой какие-то жалкие ямки, укрывая там жужелиц и всякую насекомую живность: это было мое, это был мой сокровенный секрет! Хоть чем-то хочется нам обладать в этом не принадлежащем нам раздерганном, разрозненном мире, хоть что-то привести в надлежащий порядок — подобно писателям, приводящим в порядок слова… А теперь вот что я Вам подарю, Маргарита: ведь не только жертвами, но и живностью, и жар-птицами полнится русский язык!

Медведица и малинница,

репейница и крапивница, с прялкой пяденица, с заливистым голоском переливница,

пеструшка, оранжевая желтушка, чернушка,

финская совка, серебристая толстоголовка,

павлиноглазка, певчий кузнечик, березовый слоник и краеглазка,

горошковая белянка, весенняя голубянка,

розовый шелкопряд сосновый коконопряд

барышня Бархатница, сенная девка Сенница Гера,

бражник языкан, бронзовка, Зазнобушка Зорька,

ее кавалеры Усач-Монохамус и Хвостоносец Деметрий,

огневка, людорфия, одинокий ольховый зефир,

индийский адмирал, чернотелка, червонец

…и с ними Щелкун.

Сирень амурская, крушина даурская, кручинушка русская… шучу, Маргарита, шучу. Но вернемся же от березовых слоников к нашим баранам… Срочно пришлите мне список Ваших источников (а того «изрядно заурядного» автора, чьи тексты навели Вас на мысль, что Бордуков прожил долгую жизнь, я, как ни бился, не смог отыскать), хотя третьестепенные — Бедекеры грациозной Мэри Г. и амурного графа Мауриция А. — я уже сам нашел.

И ведь какие великолепные у них травелоги! И Мэри, и Мауриций просто соревнуются в подзаголовках: «сын, немилосердный к отцу», «женщина, чей муж продал ее», «люди посчитают тебя суфражисткой», «добрый солдат», «высокомерный верблюд», «финн, чей отец был шотландцем», «предсказание ламы», «город с очертаниями черепахи», «неудобство русских железных дорог» и, наконец, «они считают, что мадам является секретным агентом!» Заметим, что «тема» агента впоследствии разовьется. Как, впрочем, и пуговиц. Знаете ли Вы, Маргарита, что люди придают огромное значение всем судьбоносным, крохотным — пугающе пуговичным, почти молекулярным — моментам? Например, уже поставили памятник зайцу, перебегшему дорогу Пушкину, спешащему на дуэль, — и тем самым предотвратившему (в тот раз) его смерть. Что это — суеверие или попытка найти в сумрачном хаосе жизни какой-то «узор»? А Вы безуспешно попытались найти узор в охотящихся за головами варварских племенах и тоталитарной системе…