Она глянула на него недоверчиво.

— Не верь ушам своим, глазам своим и здравому смыслу своему?

— Почему же, верь. У меня в самом деле музыкальное образование. Консерватория, дирижер-хоровик. Но не все, кто заканчивал консу, становятся профессиональными музыкантами.

— Не вешай мне на уши спагетти, — покачала головой Карина, но уже без серьезной злости. Скорее устало. — Ваня — точно профи, по нему за километр видно.

— Ага. Ванька музыкант. Лев тоже. Ну… я в целом понимаю, почему ты не хочешь связываться с шоуменами. Специфическая публика.

— Специфическая, дальше некуда, — пробормотала Карина, опустив взгляд.

Кажется, ей стало стыдно. Не то чтобы Сергей этого хотел… и не то чтобы ему было не стыдно ей врать, но… Не терять же ее из-за какого-то козла! И вообще. Того козла он тоже найдет. И заставит пожалеть о своем козлином поведении. Потом.

— Ну, Ванька-то явно не тот, кто тебя обидел. Он отличный парень. Да ты же сама видела. Ванька… ему тяжело. У него второй ребенок только родился, жена с детьми в Москве, у самого работа здесь, мотается туда-сюда.

— А Лев?.. — что-то для себя решив такое, что Сергей мысленно перекрестился и поплевал через левое плечо, спросила Карина.

— А Лев по-тихому организовал еще три недели неземного счастья. Чес по побережью. Причем договорился несколько месяцев назад, а сообщил вот только что. Сюрпри-из! — зло передразнил его Сергей.

— А ты тут причем?

— При том, что они — мои друзья.

— И вы совершенно случайно оказались в одном городе…

Доверия в ее тоне не было ни на грош, и Сергей мысленно побился головой о стенку. Как же сложно врать-то! Особенно тому, кому врать не хочешь и чье мнение для тебя важно. Черт бы побрал эту дурацкую ситуацию. Но ничего. Она скоро убедится, что он совсем не такой, как тот обидевший ее козел. И тогда он скажет правду. Она поймет, обязательно поймет, что он не хотел ее обманывать — но еще больше не хотел терять.

— Не случайно. Я же говорил, что моя работа связана с чужими пьянками. Организация корпоративов, все такое. Вот как-то так и получилось, что я свел их с Томбасовым, а он взял за привычку таскать за собой придворных музыкантов. На удачу.

— Придворные музыканты на удачу. Прелесть какая, — улыбнулась Карина.

— Почему бы и нет? Хотя летний отпуск, конечно, накрылся. Накрылся бы, если б не ты. Знаешь, я готов поехать хоть в Сахару, если там будешь ты.

Он неторопливо протянул руку и коснулся ее щеки. Очень аккуратно. И она, о счастье, позволила.

Сергею резко захотелось сбацать на радостях что-то типа Бонечкиного танца пьяных осьминогов. Или канкана. Или…

— Сахара это немножко слишком. — Она накрыла его руку своей ладонью и прямо посмотрела ему в глаза. — Я… извини. Просто это было так…

— Непростой день, ага, — согласился он и притянул Карину к себе. — И домой нам все же пора. Пойдем?

Она молча кивнула и прижалась щекой к его плечу, позволяя обнять себя. Так они и шли — по дорожкам парка, по улицам, полным света, музыки и пьяно-радостных туристов, к пафосно подсвеченному бело-золотому особнячку, похожему на помесь свадебного торта с золотым унитазом. Сергей невольно вспомнил кошмар, сотворенный в его доме фирмой «Барвиха Стайл», и решил, что та дизайнерша — наверняка духовная сестра здешнего Марата. Отлично бы сработались.

— Ее нет, — тихо и удивленно шепнула Карина, а потом резко вывернулась из его объятий, прошагала к пустой парковке и там, уперев руку в бок, заорала: — Ты, сукин сын, куда ты дел мою машину?! 

Моя эрогенная зона — мужское: «Я с этим разберусь»

О… Да-а-а-а…

Карина

Мысленно я кричала, крушила и ломала. Разгромила все, до чего дотянулись руки и коснулся взгляд. И вместо помпезной дурацкой убогости передо мной раскинулась шикарная стойплощадка — как роскошный холст, на котором я… ох и развернулась! Развернулась бы.

На самом деле я застыла, не в силах пошевелиться. Да что там пошевелиться. Я вздохнуть полной грудью не могла — хватала воздух крошечными глоточками, словно тонула.

Да как он посмел… Мою девочку, мою машину…

Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу.

Но что этому чванливо-похотливому уроду мои крики или моя ненависть. Так, посмеяться.

Меня окутала пустота. Не ночь, не тьма… А что-то безлико-душное, совершенно бесцветное, но липкое и противное.

Закричать бы. Заплакать. Но…

Только чьи-то руки удерживают. От них идет легкое тепло. И волнение. Волнение за меня?

— Карина…

— Что? — шепчут губы. Почему-то безвольно. Странно. Никогда так не было.

— Карин…

И чей-то шамкающий недовольный вопль:

— Че надо? А ну, пошли отсюда! Я милицию вызову.

— Слушай, дед, — раздается надо мной. — Аптечка есть? Ну, успокоительные какие-нибудь? Видишь, плохо человеку.

— Водка есть, — сообщают уже задумчиво.

— Неси.

Через минуту я делаю глоток. Что-то гадкое и — главное — теплое летит вниз по пищеводу.

— А-а-ах! — выдыхаю я… И понимаю, что снова могу дышать. Сипло, правда, но! У меня получается. Хриплю: — Спасибо.

— Да не за что, доню, — смущенно отвечает дед. — Ты чего орала, как оглашенная?

— Машину угнали, — поясняет Серый. — Белая такая, ауди. Тут у вас была.

И я не успеваю удивиться, как он и номера называет.

— Тю-у, та не угнали ее. Маратик бегал, суетился. Глазенками своими сверкал, да верещал как резаный. На эвакуаторе увезли. Гайцы.

— О, — обнимает меня покрепче Серый. — Всего-то. Спасибо, дед, будь здоров.

— Спасибо, — шепчу я, прикидывая, во сколько мне обойдутся хлопоты знойного мужчины.

Купюра из рук Серого деликатно перекочевывает деду в карман.

— Слушай, — рокочет он, — у меня предложение.

— Какое?

— Давай этот сумасшедший день уже закончится.

— А… как же…

— Твоя девочка завтра утром будет ждать под окнами. А сейчас мы просто поедем домой.

И меня накрывает теплой волной. Я привстаю на цыпочки и целую его, держа обеими ладонями шершавый подбородок.

— Я с ума сойду! — выдыхает Серый, сжимая меня до хруста ребер.

И целует в ответ. И отчего-то смеется. Мне хочется спросить — почему такое безобразие, но коснуться губами этого смеха, этого счастья, зачерпнуть из его эмоций света — намного важнее. И я просто не могу оторваться… пока не заканчивается воздух.