Она немного размякла, и Моран ощутил легкое разочарование. Партнер по игре дал слабину. Ладно. В таком случае нанесем «удар милосердия».

— Я встретил Деяниру… то есть Диану, простите, эти античные имена!.. — Оплошность. По липу Ирины Сергеевны Моран понял, что допустил серьезную оплошность. И быстро прибавил: — Кстати, Джурич — сербская фамилия.

— Да? Как интересно, — сказала она, уже без стеснения попивая чай.

Определенно размякла. Оплошность можно даже не исправлять. С утонченной леди этот номер бы не прошел — выставила бы его из дома, холодно и элегантно. А эта продолжает пить чай. Элегантность наносная.

— Диана интересовалась условиями поступления в наш университет, — объяснил Джурич Моран. — Я поговорил с этой девушкой у деканата, и мне показалось, что будет обидно, если она не поступит в наш вуз. У нее хорошие задатки, она пытлива, внимательна. А мы даем фундаментальное образование. После нашего университета можно работать в любой сфере экономики. К тому же, — он чуть подался вперед, — реально поступление на бесплатное отделение. Вы понимаете?

— Да, — сказала Ирина Сергеевна и посмотрела на Морана неожиданно тяжелым взглядом. — Сколько вы берете?

«Фу, как грубо», — подумал Моран.

И тут же ощутил слабость в коленях. Он все продумал — и костюм, и манеру поведения, и визитную карточку, и профессорский монолог о фундаментальности образования. Он не знал только одного: сколько запросить за протекцию.

И брякнул:

— Полторы тысячи за урок. Занятия проходят в институте, в одной из аудиторий. Группы из трех — пяти человек. Всего — десять занятий. Заплатить можно в рассрочку, как вам удобнее.

Он помолчал и добавил:

— Я понимаю, что это недешево, зато я даю гарантии. Понимаете? Пять лет бесплатного обучения и престижная профессия в финале. И никакого макрамэ.

Второй прокол. Ирина Сергеевна напряглась, глаза ее сощурились:

— При чем тут макрамэ?

— Простите, — сказал Моран. — У нас в семье такая поговорка. Это началось с моей тетки. Она была старая дева и всю жизнь занималась плетением макрамэ. Оно у нас всюду висело, как паутина. Символ неудачной жизни, понимаете?

Ирина Сергеевна улыбнулась.

— У нас с вами на удивление похожие представления.

— Да, — фальшиво оживился Моран, — на удивление похожие. Даже странно, как такое могло выйти!

* * *

Деянира влетела к Морану около трех часов дня. Она запыхалась — видать, бежала по лестнице. Визитка, как бритва, просвистела по воздуху и впилась Морану в скулу.

— Это что такое, а? — спросила Деянира.

— Визитка, — проворчал Моран. — Стучаться надо. Или звонить. Для таких дел существует звонок. Его, между прочим, умные люди изобрели, чтобы другие пользовались.

— А вы не заперли, — парировала Деянира.

— Ну и что? — огрызнулся Моран. — А вдруг я здесь голый? Что тогда?

— Да ничего особенного, — ответила девушка. — Что я, голых мужиков не видела?

— Я тебе не мужик, — обиделся Моран.

— Знаю, — язвительно произнесла Деянира. — Вы — профессор М. Джурич. Из университета экономики и финансов. Даете уроки за бешеные деньги. — И вдруг топнула ногой: — Кто вам позволил дурачить мою маму?

— Дорогая Деянира, — сказал Моран, радуясь тому, что девушка, позволив себе рассердиться, упустила инициативу неприятного разговора, — милая Деянира, но ведь каждый человек желает быть обманутым. О, эти сладкие обманы! Твоя мать ничуть не пострадала. Я был чрезвычайно корректен и сногсшибательно вежлив. Я был в точности таким, каким она желала бы видеть профессора, готового за умеренную мзду помочь ее дочери с поступлением в институт.

— И я еще должна на вас работать! — кипела Деянира. Казалось, она абсолютно не замечала, что утратила инициативу неприятного разговора. Она просто злилась, без всяких там тонкостей и ритуалов. — Я должна, значит, на вас работать! А моя мама обязана вам за это еще и приплачивать! Ловко устроились, Джурич Моран!

— Этому тоже учат в нашем университете, — сказал Моран. — Закончив наш вуз, вы сможете ловко устраиваться где угодно и как угодно.

Девушка плюхнулась на стул. Огляделась вокруг, словно находилась в комнате впервые.

— Чашки так и не помыли, — с укоризной произнесла она. — Вы тут плесенью зарастете.

— Ну так перемой всю посуду, если такая брезгливая, — сказал Моран. — У меня лакеев нет.

Деянира унесла грязные пиалы в кухню, вернулась и разложила на столе рукоделие.

Моран устроился опять на диване, наблюдая за тем, как она работает. Он не произносил ни звука. Затаив дыхание, следил за движениями ее рук. Потом перевел взгляд на лицо. «Принято восхищаться руками мастера, — подумал Моран, — но, как я и подозревал, все это чушь. Конечно, ловкие, красивые руки — это весьма эстетично и льстит представлению людей о могуществе их расы. Но все же лицо говорит гораздо о большем. Забавно также, что у людей творческих, у пианистов там или скрипачей, когда они делают свою музыку, сами собой выходят совершенно зверские рожи. А на какого-нибудь сантехника или дояра любо-дорого бывает поглядеть, когда он за работой. Очевидно, одухотворенность каким-то образом распределяется между частями тела. Осталось вывести формулу и вычислить пропорции».

Деянира с ее ремеслом находилась в некоей точке равновесия. Она хороша была вся. Заботливые пальчики так трогательно-внимательны были к иголочке, к ниточке, к каждому миллиметрику узора, они обласкивали всю работу, и простая серая ткань расцветала, точно одинокое дитя, наконец-то обретшее заботливую мать. Не как земля расцветала, выталкивая наружу растения лишь потому, что пошел дождик, а как некое творение, в которое вложено куда больше, чем явлено впоследствии на свет.

Лицо девушки было спокойным и сосредоточенным. Если бы все демиурги творили свои миры с таким лицом, мультивселенная была бы местом безусловного счастья и возвышенных созерцаний.

Моран понял, что может без конца любоваться Деянирой. Однако он был честен и потому по истечении полутора часов заворочался на диване и громко произнес:

— Ку-ку.

Девушка вздрогнула и перевела глаза на Морана.

— Что?

— Ну, часов-то с кукушкой у меня нет, — пояснил Моран, — однако я обязан дать тебе понять, что время бежит. Наше занятие окончено. Пусть твоя мама пометит плюсиком список своих долгов. Ты мне должна полторы тысячи. Ступай, Дианочка, я очень утомился. Эти абитуриенты — они так выматывают…

* * *

Оба сообщника быстро привыкли к обстоятельствам, которые они сами создали. Деянира теперь, не моргнув глазом, объявляла дома, что отправляется на занятия, и, сопровождаемая довольным взором матери («Надо же, взялась за ум девочка! И как быстро выросла, а казалось бы — еще совсем недавно бегала во дворе с мячиком!..»), уходила к Морану Джуричу.