— Неужели?! Хотя кто знает, может твоя гипотеза и права. Не на каждой, которую затащил в постель надо жениться. О! вспомнил — твои рассуждения не бред, в сказках и былинах молодым устраивали проверки…

— Хватит соловья баснями кормить, что там с ужином?

Но Данька сначала разобрался со своим интересом.

— Техника моя как?

Никита заверил:

— В полном порядке.

— Тогда пошли. Извини, конечно, если я залез не в своё дело.

Кушнир приятно был удивлён и первой частью — ужином и второй — расшаркиванием.

— Ничего-ничего, пожалуй, я впервые говорю на эту тему, — начал он со второй и плавно перешёл на тему касающуюся желудка:- Серьёзно, неужели приготовила?!

— А ты думал!

— Так шипела… Я решил — прокатит.

Данька со знанием предмета принялся поучать:

— Ты главное не дави на неё, тогда она будет для нас безопасной.

Но вместо благодарности получил от Никиты подзатыльник.

— Стратег, топай, я разберусь сам.

Разбираться не пришлось. С их появлением Лена разложила еду по тарелкам, подвинула каждому по чашке и сердито фырча исчезла, чтоб не заедаться опять с «телефонистом». Кушнир еле успел прокричать ей вслед: "Спасибо!" Они с Данькой пересмеиваясь расселись.

Никита не удержавшись постучал концом вилки о край тарелки Даньки:

— Слышь, Дань, а она меня не отравит?

У паренька вытянулось лицо. Он, заходясь праведным гневом, покрутил пальцем у виска:

— Совсем, что ль того?! Ешь. Она отходчивая. Вот завели друг друга… Все запасы злости сожжёте, чудики- юдики.

Кушнир довольно расплылся:

— Обещала же убить…

— Не всерьёз же… — опешил паренёк.

Никита широко развёл руками, мол, мало ли…

Данька, поняв наконец, что над ним подшучивают, уткнулся в тарелку.

А Лена да, ушла. Ещё бы! Захотелось убежать, закрыться ото всех, свернуться калачиком и ни о чём не думать. Она, как птица, вырвавшаяся после долгой жизни в клетке на волю, парила, наслаждаясь этой своей свободой последующей за разъездом с мужем, и никаких клеток больше ни хотела иметь, ни в каком виде. А этот наглец при каждой встрече пытается запхать её в котёл и прикрыть крышкой. Такого, больше никогда никому ни в какой разновидности и уловках сделать не удастся. Достаточно, что по молодости вышло у Семёна. Он был старше её, закончил военное училище, а ей всего то 17 только-только исполнилось. Самая пора, когда девчонки трещат, как сороки о любви, а тут такая картинка нарисовалась. Влюбилась сразу и с потрохами. Только Долгов романтики не признавал. Семейные отношения понимал по — своему. Как шкаф, стол, ведро… Сначала думала так и надо. Потом привыкла. Только то тёплое чувство, что толкнуло её к нему, испарилось. Не сразу конечно. Просто с каждой новой попыткой раскрытия им ей образа в рамках: кто она и кто он, уходило в безвозвратность что-то доброе. А именно то, что лепило его к ней. Но он шёл дальше, муссируя вопрос: чего добился он и чего она. Вот оно — это чувство уменьшалось, уменьшалось и исчезло совсем. Да, так и было. Между ними всё больше разрасталась пустота. Только она не могла отказаться от него. Что там говорить, он бы и не позволил. Всегда был не только эгоистом, но и собственником. Всё равно в чём: в людях или вещах, какая разница. Но покупка Леной квартиры разрубила этот узел. Наверное, всё же пора поставить точку и самое время заключить мир с прошлым.

Сна не было ни в одном глазу. Мысли сбились в пугливую кучу. Помучив подушку, лежала на спине и разглядывала потолок. Нет! Это невозможно… Валяться она больше не могла. Подумав, сползла с кровати. Открыла дверь, прислушалась, кажется, тихо. Похоже, нежеланный гость ушёл. Прошла в кухню. Свет включать не стала. На ощупь достала открытую бутылку «мартини» и попробовала отвинтить крышку. Не получилось. Подналегла ещё раз. Ничего подобного, упирается. Мировая с прошлым тормозится…

— Помочь? Это я умею, — раздалось за спиной. Она вскрикнула и присела. — Извини, напугал, — забрал из её рук падающую бутылку. — Ты знаешь, что алкоголики попадают в ад, — изрёк Никита, поддержав и её под локоть. — Одной пить страшное дело. — Он достал ещё один бокал. Разлил и подал ей. Тут же усмехнувшись уколол:- Ты ж говорила, что не пьёшь?

Она знала точно, была уверена на все сто — он её не просто раздражает, а очень, очень… Когда он рядом она превращается в тигрицу. Но и это ещё не всё. Ей непременно хочется броситься на него и расцарапать его ухмыляющуюся рожу. И она, отойдя от испуга, цедит сквозь зубы:

— Это аллергия на тебя. Из-за тебя у меня появилось желание надраться!

— Я польщён, но подумай о таком ужасном последствии, как утреннее похмелье.

— Идиот! — сорвалась она.

Он просто обязан был возмутиться.

— Слушай, перестань меня обзывать! Я тоже при желании могу поусердствовать.

— А ты не нарывайся, — воззрилась на него она честными глазами.

Обстрел закончен, она презрительно улыбнулась и, забрав свой бокал, направилась в свою спальню, думая на ходу: "Какой противный, надо отшить его от Даньки".

Постояв у окна, глядя на полураздетые деревья и яркие осенние звёзды, как лампочки на них и путающиеся в ветках облака, старалась успокоиться. Но это плохо удавалось. Какой-то внутренний страх разгонял мысли, не давая им собраться вместе, а ей сосредоточиться. Тогда она открыла записную книжку Семёна и принялась изучать её. Помнила, что близок был с Иваном, водя по исписанным мелким красивым почерком строчкам, вспомнила его фамилию. Кажется, удалось. Набрала номер. Ответил мужской голос с хрипотцой. Представилась. Попросила Ивана Фёдоровича. Оказалось он и есть. Поговорила о том о сём и подвела к нужной теме. Договорилась о встрече на завтра в маленьком кафе. Лена несколько раз бывала в нём, народ не очень заглядывал туда, а ей понравилась тишина и покой царящие там. Когда голоса на кухни стихли, вышла освежиться на ночь, заодно заглянула и в мойку, перемыть посуду, но раковина была пуста. Приятно удивилась и отправилась в душ. Подставив лицо тёплым потокам, желала одного: здоровья и покоя. Растерев тело полотенцем, накинула халат, и бегом пробежав по коридору, нырнула в прохладную постель. Холода давят на землю, но коммунальщики не торопятся топить. Надо копить деньги и строить индивидуальный дом. Тогда можно будет иметь своё личное отопление и топить им, когда хочется, сколько хочется, хоть летом. Повода заглянуть ещё раз к сыну, где комфортно разместился Кушнир, у неё не было и она, потоптавшись перед дверью, ушла к себе. Без пожелания ему спокойной ночи обычно она плохо себя чувствует, но на этот раз по причине присутствия «телефониста» пришлось крепиться. Устроив голову на подушку, она твердила: "Как я его ненавижу, как ненавижу, ненавижу…" Задремав, она не слышала, когда ушёл Никита и Данька запер на все запоры дверь.