– Но ты же сама убедила ее, что мы любовники, – ответил Хулиан, бросив взгляд на роскошную постель.

Щеки Скарлетт залились багрянцем – цветом карточных сердец, крови и стыда.

– Я не говорила, что мы любовники! Я сказала, мы помолвлены!

Хулиан рассмеялся, но ей было не до смеха.

– Не нахожу в этом ничего забавного! Мы не сможем вместе здесь спать! Если кто-то узнает, я погибла!

– Ну-ну, не стоит драматизировать, мы не в театре. Послушать тебя, так каждая мелочь способна тебя погубить.

Ночуя в одной комнате с мужчиной, Скарлетт и впрямь подвергала себя опасности: стоило кому-нибудь об этом пронюхать, и свадьба с графом могла расстроиться.

– Ты же видел моего отца. Если он узнает…

– Никто ничего не узнает. Надо полагать, нам не случайно дали отдельные ключи от двух разных дверей, – ответил Хулиан, падая на кровать.

– Ты не должен сюда ложиться! – вознегодовала Скарлетт.

– Отчего же? Здесь вполне удобно.

Он стащил с себя ботинки и с громким стуком уронил их на пол, а затем снял жилет. Когда его пальцы коснулись пуговиц рубашки, Скарлетт воскликнула:

– Что ты делаешь?! Прекрати!

– Послушай меня, Малиновая, – сказал Хулиан, остановившись. – Я обещал тебя не трогать и слово свое сдержу. Но я не собираюсь спать на полу в этой комнатушке только потому, что ты девушка. Кровать достаточно велика для нас обоих.

– Ты в самом деле предлагаешь мне лечь с тобой в одну постель? В своем ли ты уме?

Глупо было спрашивать: определенно, Хулиан помешался. Теперь он продолжал расстегивать рубашку, делая это, по-видимому, для того, чтобы смутить девицу. Или чтобы показать себя. Отворачиваясь к двери, Скарлетт в очередной раз мельком увидела его мускулистый торс.

– Я иду вниз просить другую комнату.

– А если другой комнаты не окажется?

– Буду спать в холле.

Благовоспитанный молодой человек решительно бы этому воспротивился, но Хулиан таковым не был. Что-то с мягким шорохом скользнуло на пол: вероятнее всего, его рубашка. Скарлетт взялась за стеклянную дверную ручку.

– Постой-ка! – К ее ногам упал окаймленный золотом квадратик. Конверт. Судя по изысканной надписи, письмо предназначалось ей. – Смотри, что я нашел на кровати. Думаю, это первая подсказка.

12

Бабушка говорила Скарлетт, что для магистра Легендо весь мир Караваля – игровое поле. Он слышит каждое произнесенное слово. Ни один шорох не пролетает мимо его ушей, и ни одна тень не остается им не замеченной. Пока длится игра, Легендо видит все. А его самого никто не видит. Или видит, но не знает, что это он.

Выйдя в коридор, Скарлетт отчетливо ощутила на себе чей-то взгляд. Пока она изучала найденную записку, даже свечи в канделябрах горели ярче, став похожими на любопытные глаза.

Конверт, как и все другие конверты, присланные магистром, был изготовлен из розоватой бумаги с золотыми краями и распространял вокруг себя ореол таинственности. Когда Скарлетт его открыла, ей на ладонь упали лепестки красной розы и ключик из тонкого зеленого стекла, похожий на тот, которым она отперла дверь своей комнаты, только с цифрой «5». К маленькому черному шнуру была привязана записка, содержавшая одно лишь имя: «Донателла Дранья».

Скарлетт почувствовала себя так, будто вместо предписанной правилами подсказки получила от Легендо еще один подарок. А ведь он уже преподнес ей сначала билеты на остров, затем платье… Тогда, в часовой лавке, Скарлетт не верилось, что ей оказан особый прием, но теперь на нее, вероятно, подействовал магический воздух Караваля: она начинала ощущать себя дорогой гостьей магистра. Указав, где находится ее сестра, он в очередной раз проявил заботу о ней. Мир в глазах Скарлетт на мгновение стал ярче, и она отважилась подумать, что теперь все будет хорошо.

Бросившись к лестнице, она взлетела на третий этаж, миновала одиннадцатый номер и оказалась перед заветной цифрой «5». Зеленая стеклянная ручка, приделанная к бирюзовой двери, походила на гигантский драгоценный камень. Телла обожала такие вещи, блестящие и крикливые. Просунув в замочную скважину свой ключ, Скарлетт услышала, как внутри кто-то очень громко дышит. Едва ли это могла быть ее сестра. Чувствуя, как колючая пепельно-рыжая тень замешательства ложится ей на плечи, она нагнулась и прислушалась: раздался глухой удар. Что-то тяжелое упало на пол. Затем раздался стон. Скарлетт дернула ручку:

– Телла? Ты цела?

– Скарлетт? – ответила Телла, тяжело дыша.

– Да! Сейчас войду!

– Нет! Не надо!

Еще один глухой удар.

– Телла, что происходит?

– Ничего… Не входи… и все.

– Телла, если с тобой что-то случилось…

– Ничего не случилось. Просто… я… занята.

Скарлетт задумалась: нет, что-то все-таки случилось. Донателла была словно сама не своя.

– Скарлетт! – крикнула она внезапно прорезавшимся голосом, как будто могла увидеть, что сестра взялась за ручку. – Если откроешь дверь, я с тобой разговаривать больше не стану!

Фразу Теллы эхом подхватил низкий мужской голос:

– Ты слышишь, что тебе говорят?

Разлетевшись по искривленному коридору, эти слова рикошетом ударили Скарлетт в лицо, как нежданный порыв леденящего ветра. Уходя прочь, она ощущала всевозможные ягодные оттенки собственной глупости: мысли о Телле все это время не давали ей покоя, а та о ней нисколько не тревожилась. Может, даже вовсе не вспоминала. А если и вспоминала, то уж точно не теперь – в постели с мужчиной.

Удивляться не следовало. Младшая сестра всегда была сумасбродкой, вечно искала приключений. Сейчас Скарлетт ранило не это. Относясь к Телле как к самому важному человеку на свете, она каждый раз горько разочаровывалась, видя, что та не отвечает ей столь же сильной привязанностью.

Исчезнув с острова Трисда, мать девочек, Палома, погасила все светлые лучи, какие только были в душе их отца. Его обращение с дочерьми превратилось из строгого в суровое, наказания за непослушание стали жестокими. Если бы не исчезновение Паломы, все было бы иначе. Поняв это, Скарлетт поклялась, что никогда не оставит Теллу одну. Будучи старше всего на год, не доверит заботу о ней никому из взрослых. И всегда ее защитит, – если придется, то и от нее самой. Испорченная такой опекой, младшая сестра слишком часто думала только о себе.

В конце коридора Скарлетт упала, ударившись о грубые доски. Ей стало холодно – то ли от сквозняка, то ли оттого, что Телла предпочла своей Скар какого-то молодого человека, чьего имени, возможно, даже не знала. Если старшая сестра опасалась мужчин, то младшая, напротив, стремилась к ним, выбирая худших в надежде получить любовь, которой не получила от отца.

Скарлетт подумала, не вернуться ли ей в собственную, жарко натопленную комнату, не спрятаться ли под мягкими одеялами. Но и тепло всех печей мира не соблазнило бы ее настолько, чтобы она согласилась лечь в одну постель с Хулианом. Можно было спуститься в холл и попросить у хозяйки отдельную комнату, однако Скарлетт чувствовала, что это неразумно: ведь, уговаривая ее впустить своего спутника, она сама сказала, будто они вот-вот поженятся. Глупый Хулиан! «Глупый, глупый, глупый…» – вертелось у нее в голове, пока веки не отяжелели.