Но спустить — и это было заметно по его взгляду, оценивающему и жадному до новизны и заграничной моды, — не значило бездумно растранжирить их на разные пустяки типа валютных потаскух и ночных казино. Нет, колымское чудо явно намеревалось привезти домой из столицы что-то этакое — стильное, дорогое, памятное, словом…

Словом, они познакомились. И уже на следующий день Белогуров пригласил клиента к себе в галерою: авось и спустит, уверенный, что надежно вкладывает нажитые на селитре бабки в дорогостоящие раритеты — шикарные штуки — предметы антиквариата, которые перейдут впоследствии потомству — детям, внукам и правнукам. Но ни одна выставленная в галерее вещь клиента всерьез не заинтересовала, как Белогуров ни старался. Зато в кабинете, точнее, подсобной конторке, где работал Егор Дивиторский икуда он случайно заглянул, клиент с удовольствием и вожделением вперился в фотоплакат с итальянской выставки, где был снят Спящий Гермафродит Виллы Боргезе (у Егора это просто мания — покупать фотографии известных скульптурных памятников — в основном обнаженных мужских античных статуй и залепливать этими черно-белыми плакатами стены) И вот, глядя на этого-то спящего мужчину с восхитительной округлой грудью девственницы, клиент за рюмкой коньяка и поделился с Белогуровым «как со специалистом в вопросах искусства» заветной мечтой о том, какую именно коллекцию он желал бы собрать.

Начало ей положила фарфоровая статуэтка, изображающая двух совокупляющихся свинок, некогда преподнесенная ему в качестве шутливого презента одним известным эстрадным исполнителем, который гастролировал в родном городе клиента. За згой фривольной вещицей вскоре последовало обширное собрание порнофильмов, покупка альбомов с соответствующими открытками, книжечки…

Теперь же, располагая достаточными средствами этот сексуально озабоченный клиент хотел бы чего-то "посерьезней, посолидней, подороже, пошикарнее.., но все в таком же духе. Ты меня понимаешь, парень, как там тебя, Иваном зовут-то, мда-а?..

Белогуров его понимал: старому импотенту, наверняка отморозившему свое главное сокровище в полярных широтах, в его пятьдесят пять уже хотелось сахара с перцем. И желательно к тому же было бы чтобы ЭТО явилось еще и выгодным помещением капитала.

Белогуров тогда согласился подыскать клиенту раритет по специальному заказу. Эксклюзивчик, так сказать… Сначала он хотел предложить этому ублюдку знаменитый сомовский «Альбом Маркизы», но книгу с этими восхитительными галантными рисунками не достали. Не смог перекупить он и роскошное лондонское издание «Тысяча и одной ночи» с особыми иллюстрациями. На аукционе эту букинистическую порнушку просто увели у него из-под носа. На антиквариат с душком, на вещи такого сорта — будь то чистая порнография или высокохудожественная эротика, цены на всех мировых аукционах (не известных, открытых для широкой публики, а особых, о которых знает лишь узкий круг) — дай Боже. Самый ходовой товар, хотя и полузапрещенный.

Вот тогда Павловский, бывший на том же аукционе, и подал идею китайской скрипки-мастурбатора: мол, есть такие, достану, привезу. Когда Белогуров описал клиенту вещь, тот сначала долго не мог понять, что это такое, а когда понял, то… В общем, это дитя непуганой тайги (откуда такая высокоградусная развращенность у этого лесоповальщика?), не торгуясь, чистоганом выложило за скрипку предоплату и… Его только чрезвычайно занимал вопрос: а как действует эта штуковина? Ты, парень, говоришь, там специальный отросток имеется — вибратор. Ну? И когда водят смычком по струнам, он и заставляет… А куда ж его, отросток этот, вставляют? Куда?! А, понял…

После пятого объяснения до клиента дошло. И он возликовал душой и загорелся: хочу такое заморское восточное чудо. Достань — за ценой не постою, тем более говорят, что лет этак через пяток цена на этот гуй или как там его только подскочит.

Договорились о цене, сроках — и вот… Сволочь, сволочь Павловский! Все же наверняка брешет про таможню. Наверное, кто-то подставил, опередил его, Ивана Белогурова, перекупил и теперь сам толкнет эту дрянь клиенту, не тому самому, так другому, с такими же вкусами. И если это правда, то…

Белогуров попросил у бармена пачку сигарет и зажигалку. Перед ним стояла пустая рюмка. Он заказал повторить. После того как Павловский в магазине огорошил его неприятной новостью, Белогуров почувствовал непреодолимое желание напиться. Быстро отвез Лекс домой (девчонка хныкала — мы же хотели в Пассаж, прошвырнуться по бутикам). Но Белогурову теперь было уже не до покупок и сияющих при виде подарков глаз Лекс. Скоро, очень скоро, если дела так пойдут и дальше, со всеми этими бутиками, барами, тряпьем, ремонтом квартиры, новыми тачками вообще придется завязать. Копейки снова считая придется, если только…

Бармен услужливо щелкнул зажигалкой. Белом ров (он вот уже час сидел на высоком табурете у стойки бара «Покровский дворик», что лишь недавно открылся) прикурил, выпустил дым из ноздрей.

Придется разориться вчистую, если только те вещи не окупят себя, не оправдают возложенных на них надежд. Грешно признаваться, но сейчас вся их с Егором и Александринкой судьба в руках этого полудурка, этого идиота с внешностью раскормленное купидона, этого недоноска — в руках Женьки Чучельника.

Белогуров пригубил коньяк и.., отчего-то не ощутил его вкуса. А у Чучельника и правда руки золотые ручки… В чем-то мальчишке прямо равных нет. Виртуоз, хотя частенько (вот и в прошлый раз — проклятие!) ошибается, портит материал. Но ручки золотые. Как шутят в «Пока все дома», очень умелые — очумелые ручки… А мозги… Мозги у Чучельника вот уж действительно очумелые — вывихнутые наизнанку. Но впять же, если бы его мозги таковыми не были от природы, то… То и ничего бы не было. Никакой уже надежды, что дела в галерее когда-нибудь снова пойдут на лад. Можно было бы уже сегодня закрывать их «Галерею Четырех» и… И просто заказывать себе гроб с музыкой. Покупать мыло, веревку, синильную кислоту, цианид, пистолет — что угодно, лишь бы побыстрее и поверим потому что Салтычиха при таком раскладе все равно не дал бы жизни ему, Ване Белогурову, а заодно и тем, кто был с ним рядом. Он держал их за горло мертвой хваткой, так, как только он, Салтычиха, и умел держать, и мог сделать все, что угодно, потому что на его стороне были и его сила, и его власть, и их панический страх перед ним.

Белогуров пил коньяк, чувствуя, как внутри мало-помалу поднимается к горлу тяжелая, липкая и черная, словно деготь, злоба против… Да полно, против одного лишь Салтычихи? Или против их всех — их, этих… О, ублюдки, если бы вы знали, как я вас всех ненавижу!

Эти приступы внезапной ослепляющей ярости против всех и вся были, пожалуй, одними из самых сильных, загадочных и неприятных сюрпризов его в общем-то довольно флегматичной натуры. Впервые он ощутил и запомнил в себе прилив подобной черной волны еще в раннем детстве, когда стал свидетелем того, как мальчишки во дворе, подвесив на ветку за хвост бродячую кошку, подпаливали ей шерсть спичками. Кошка орала благим матом, они смотрели, А он, Ванечка Белогуров, он ничего не мог поделать — мальчишки были старше, их было много, а он был первоклассник-недомерок. Он просто смотрел на мучения кошки и чувствовал слепую ненависть. Ему хотелось, чтобы мальчишки сдохли сию же секунду и желательно так же бы орали и корчились перед смертью, как эта рябая паленая киска.