Вывод:инкриминируемые факты или намерения отсутствуют. Слова Иисуса не выпадали из привычной иудеям риторики.

Флавий упоминает, что через три десятка лет после казни «некто Иегошуа, сын Анана, простой человек из деревни», который пророчествовал о гибели Храма и предвещал горе Иерусалиму, был схвачен, его выпороли и доставили к наместнику Альбину, но наместник, «полагая, что этот человек одержим особой манией, отпустил его»(Flav.Jos. Bel. lud. VI. 5: 3). Однако даже разрушение Храма не разрушило иудаизм, поскольку синагога заменила храмовую службу. Сами пророчества о разрушении Храма не были крамолой. Например: «Наши раввины учили: За сорок последних лет перед разрушением Храма жребий («для Господа») ни разу не вышел в правую руку; и алая повязка не стала белой; и свет с запада не засиял; и сами открывались двери Храма, пока рабби Иоханан бен Заккай не укорил их, сказав: Храм, Храм, зачем ты сам наводишь ужас? Знаю, что разрушат тебя, потому что Захарпя бен Идо уже произнес на тебя такое пророчество: Открой, Ливан, врата свои, чтобы огонь пожрал твои кедры» (Иома, 396). «Однажды, когда рабби Иоханан бен Заккай выходил из Иерусалима, за ним пошел рабби Игошуа и увидел Храм в развалинах. «Горе нам! - воскликнул рабби Игошуа, - ибо то место, где Израиль искупал свои беззакония, лежит в развалинах!» «Сын мой, - сказал ему рабби Иохаван, - не предавайся скорби, есть у нас избавление не хуже прежнего». Что же это такое? Это добрые дела, ибо сказано «милости хочу, а не жертвы» (Авот рабби Натана). И никто не был осужден за такие слова!

Это абсурдное обвинение в адрес Иисуса. Караемое по Торе смертью богохульство заключалось только в произнесении вслух хулы на Священное Имя Бога (Shem). Оно могло произноситься исключительно первосвященником раз в году, а именно в Иом ха- Кипурим - Судный день, пока он находится один в Святая Святых Храма (Кодеш ха- Кодашим). Богохульство может состоять только в проклятии, поношении имени Яхве (Лев., 24: 16). Его следует отличать от «злословия Бога», которое хотя и было преступным, однако не каралось смертью. Но ни одного из этих действий Иисус не совершал.

Неясно, отчего в описании допроса нижеприведенный диалог вызвал столь бурную реакцию первосвященника: «И первосвященник сказал Ему: заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий? Иисус говорит ему: ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных» (Мф., 26: 3-64). Эта фраза - завершение причастного оборота, собранная из двух цитат знакомых каждому еврею Даниила (Дан., 7: 13) и Псалмов (Пс., 109: 1). Иисус ответил, используя слова этого псалма, где представлены сцены суда над врагами Бога. В Его словах слышна угроза первосвященнику и всем коллаборационистам, поскольку Иисус сказал, что воссядет на престоле, но уже в качестве судьи над нечестивцами. В этом эпизоде просматривается параллель с кумранским Учителем Праведности и его противоборством с «Нечестивым жрецом».

Но во-первых, многие исследователи считают, что в стихе Матфея слышны явные христологические элементы, а это заставляет усомниться в достоверности цитаты. А во- вторых, ни Христос, ни Сын Божий не есть богохульные слова, в любом варианте прочтения. Странно, что первосвященник (в версии евангелиста) счел данное заявление богохульным, ведь ничего экстраординарного для иудеев в метафоре сидения человека рядом с Яхве не было. Восседание по правую руку от Бога считалось доступным для избранного Богом человека - например, Мелхиседек, по традиции, был взят живым на небо и стал вечным жрецом рядом с Яхве, сидящим по правую руку, а грядущим на облаках ожидался пророк Элияху (Илья). В самом же Иисусе некоторые видели перевоплощение Илии (Мк., 8: 27-30), который, по преданию, не умер, а был взят живым на небо. «Енох угодил Господу и был взят на небо» (Сир., 44: 15). В апокрифе «Завещание Авраама» описано, как Ангелы возносят патриарха на небо, к престолу Господню. Телесно вознесенным к Богу считали Моисея («Вознесение Моисея», I в. н. э., латинская версия) и Исайю («Вознесение Исаии», II в. до н. э., эфиопская версия). Еврейская агада (арам, повествование - содержит афоризмы, легенды, предания) причисляла к числу вознесенных на небо живыми Варуха - ученика и друга пророка

Иеремии, Ездру - реформатора иудаизма, богобоязненного раба Авраама - Элиезера и многих других «мужей Божиих». Показательны слова Давида: «Сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих» (Пс., 109: 1). Это значит, что сидеть одесную Бога - прерогатива земных царей Израиля. Таковы были представления иудеев того времени.

Согласно результатам анализа корпуса ветхозаветных псевдоэпиграфов, созданных в период 200 г. до н. э. - 200 г. н. э., выполненного Джеймсом Чарльзвортом, можно полагать, что в определенных иудейских религиозных кругах вполне могли считать, что избранные праведники способны выходить за пределы человеческой природы и становиться ангелоподобными. Например, в «Молитве Иакова» (I-II вв. н. э.) есть такой пассаж:

Наполни меня мудростью, укрепи меня, Господи;

наполни мое сердце благими вещами, Господи;

как земного ангела,

как ставшего бессмертным,

как получившего дар от Тебя. Аминь.

Из этого следует, что в религиозной традиции того времени тема перехода от человеческой природы к ангельской осмысливается позитивно. В ряде преданий присутствует идея, что избранный праведник может стать ангелоподобным и что его природа может преображаться.

Стало быть, в словах, сказанных Иисусом, не было чего-то совершенно неожиданного, а тем более богохульного или достойного разрывания дорогого священнического одеяния. Кроме того, ответ «ты сказал» - это не подтверждение, как таковое, а парирование слов собеседника созвучной игрой слов, имеющей адекватное звучание только по-арамейски: ата - ама рта.

«Христос сын Божий» - для евреев Иерусалима, для Каиафы, для Иисуса это совсем иное по наполнению понятие, чем фундаментальная доктрина апостольского Символа веры, ставшая общепринятой за 2 тысячи лет церковной трактовки, как «Единородного Сына Божия, Господа нашего, зачатого от Духа Святого». Для понятийного ряда современников этот вопрос Каиафы несет очевидный смысл, нечто вроде: ты ли долгожданный великий царь евреев из дома Давида? «Сын Божий» - это аллюзия на царский Псалом 2: 7. Каиафа - политик, и его беспокоят в первую очередь политические перспективы, а не теология. Предположить, что первосвященник, используя термин «Сын Божий» в обвинительной речи против Иисуса, имеет в виду самого Бога, совершенно невозможно! Даже признание вероятности того, что помимо одного Яхве существует какой-либо иной бог, было бы святотатственным нарушением первой заповеди Декалога. Каиафа был бы сам повинен в богохульстве, если бы он задал этот вопрос в контексте предполагаемой божественности обвиняемого. Другими словами, приписываемый Каиафе вопрос не мог содержать намека на божественность, а утвердительный ответ Иисуса не мог являться богохульством. Каиафа и сам является помазанником (Христом-машиахом) в качестве первосвященника, а многие его предшественники были одновременно царями.