Лидеры Китая знали о потерянном в результате «культурной революции» поколении. Они отказались от веры Мао в «перманентную революцию» и стремились к стабильным отношениям с другими странами, которые способствовали бы развитию экономического сотрудничества, чтобы помочь восстановлению Китая. Я думал, что современный Китай вряд ли возникнет на протяжении жизни еще одного поколения китайцев.

Каждая провинция Китая отличается от других в географическом, экономическом, образовательном плане, а также по уровню производительности, а потому и заботы их губернаторов различны. До того как я посетил Дуньхуан, который был началом Великого шелкового пути, чтобы осмотреть известные буддийские гроты, заброшенные на протяжении многих столетий, я даже не представлял себе, насколько пыльным, сухим и бесплодным является север Китая. Когда губернатор провинции Ганьсу организовал для нас экскурсию на верблюдах по «поющим пескам» неподалеку от Дуньхуана, я понял, что мы оказались на краю пустынь Гоби и Такламакан. Верблюды-бактрианы были роскошными косматыми двугорбыми существами, более изящными, чем одногорбые верблюды-дромадеры, обитающие на Аравийском полуострове. Пейзаж с высокими песчаными дюнами был холоден и прекрасен, а жизнь людей была и остается тяжелой.

Во время этого турне мы поняли, почему так сильна провинциальная лояльность в столь обширной и плотно населенной стране. Диалекты, пища и социальные привычки людей из различных провинций весьма отличаются друг от друга. Члены китайской элиты не так хорошо знакомы друг с другом, как их коллеги в Европе, Японии и США. Хотя Америка и занимает целый континент, но ее население не так велико, а прекрасная система коммуникаций позволяет членам американской элиты регулярно встречаться и тесно взаимодействовать. Китай слишком густонаселен, и до 80-х годов, когда китайцы построили аэропорты и импортировали самолеты, система коммуникаций между провинциями была так плоха, что они практически жили в разных мирах. В результате каждый провинциальный лидер, поднимавшийся к вершинам власти в Пекине, приводил с собой множество своих коллег из провинции, не вызывая нареканий окружающих – провинциальные товарищи лучше понимали его, могли лучше сработаться с ним.

Между провинциями существует сильная конкуренция. Любой губернатор назубок знает любые статистические данные, относящиеся к его провинции: население, площадь обрабатываемой земли, количество выпадающих осадков, ежегодный объем производства сельскохозяйственной и промышленной продукции, а также место, которое провинция занимает по отношению к остальным 30 провинциям по каждому показателю, включая валовой национальный продукт. Такой же остротой отличается и конкуренция между городами. Каждый мэр города знает наиболее важные статистические данные по своему городу в сопоставлении с другими городами. Города и провинции ранжируются для того, чтобы поощрять конкуренцию между ними, которая иногда перехлестывает через край: некоторые руководители пытаются улучшить занимаемое ими место всеми средствами, вплоть до «торговых войн». Если бы, например, такая бурно растущая провинция, как Гуандун, нуждалась в импорте продовольствия для обеспечения притока рабочих из других провинций, то ее соседи могли бы отказаться продавать ей зерно. Провинция, в которой расположен высокоэффективный завод по производству мотоциклов, могла бы столкнуться со сложностями в продаже этих мотоциклов в других провинциях, которые хотели бы таким образом защитить свои собственные мотоциклетные заводы от конкуренции.

Я полагал, что коммунистическая система означала полную централизацию управления и контроля. Как оказалось, в Китае этого никогда не было. Начиная с правления самых ранних китайских династий, провинциальные власти обладали значительной независимостью в интерпретации указов императора, и чем дальше от центра находилась провинция, тем больше была ее независимость. В поговорке «горы высоки, а до императора далеко» выразился скептицизм и цинизм поколений китайцев, страдавших от произвола местных властей. Нам очень пригодился бы подобный опыт, когда мы приступали к осуществлению честолюбивого проекта в городе Сучжоу в 90-х годах.

Мне удалось до некоторой степени понять, как работает китайское правительство – громоздкая, многоуровневая система с четырьмя уровнями управления: центральным, провинциальным, городским и районным. Теоретически письменные директивы центра должны трактоваться и выполняться по всей стране одинаково. На практике все происходит в атмосфере жестокой и непрекращающейся борьбы – каждое министерство ревниво охраняет свои права и пытается расширить свои полномочия. Конфликты между министерствами и возникающие в связи с этим заторы в системе управления – не редкость. Между государственным служащим и политическим назначенцем не существует никакой разницы. Коммунистическая партия Китая обладает высшей властью, и любой, кто обладает хоть какими-то полномочиями, должен занимать определенное положение в партии. Для того чтобы сделать карьеру в государственных органах или преуспевать в частном бизнесе, членство в партии неоценимо.

Общий уровень китайских руководителей впечатляет. Получив необходимую подготовку и накопив практический опыт работы в условиях рыночной экономики, они вполне смогут тягаться с высшими руководителями США, Западной Европы и Японии. Они обладают глубоким аналитическим умом и быстро соображают. Та тонкость, с которой они выражают свои мысли даже в случайной беседе, показывает остроту их ума, полностью оценить которую можно, только хорошо понимая китайский язык.

Я ожидал этого от руководителей в Пекине, но с удивлением обнаружил, что провинциальные должностные лица: секретари комитетов партии, губернаторы, мэры и высшие должностные лица – также являются руководителями высокого класса. Толстая прослойка талантливых людей, рассеянных по целому континенту, впечатляет. Те из них, кто попал на самый верх, не обязательно на голову выше тех, кого они обошли. В такой густонаселенной стране, как Китай, удача играет существенную роль в продвижении к вершинам власти, даже при наличии тщательного отбора, который делает упор на способностях и характере, а не на идеологической чистоте и революционном рвении, как в годы «культурной революции».

Один бывший партийный активист объяснил мне, как Отдел кадров КПК отбирает наиболее талантливых людей. На каждого работника заведено персональное дело, которое начинается с табеля начальной школы и содержит не только оценки, но также характеристику преподавателя, оценивающего поведение, черты характера и отношение к делу. Каждая ступень карьеры сопровождается отчетами руководителей и коллег. При каждом повышении по службе, перед назначением, все кандидаты проходят аттестацию. В высших эшелонах пирамиды власти существует ядро численностью 5–10 тысяч человек, которые были тщательно отобраны и отсеяны Коммунистической партией Китая, а не правительством. Чтобы удостовериться, что эти оценки верны, специальная инспекционная комиссия из центра посещает провинции и города, оценивая лиц, проходящих аттестацию, а также интервьюируя активистов, перед тем как повысить их. В случае возникновения разногласий вопрос рассматривается в Пекине. Отбор ведется тщательно и всесторонне. Наконец, на самом верху назначения делаются самим лидером, который должен оценить не только заслуги, но и лояльность кандидата. Именно Дэн Сяопин выбрал и назначил Чжао Цзыяна на пост генерального секретаря КПК, сделав его номинально человеком номер один в Китае. И именно Дэн Сяопин после событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 году пересмотрел свое решение, сместив его с этого поста.