Чжоу Эньлай поставил контрвопросы: «Что имеется в виду под термином «граждане третьих стран»? В Северо-Восточном Китае проживает очень много корейцев; относятся ли они к категории граждан третьих стран? И тем более я уж и не говорю о монголах».

Сталин не сразу нашел ответ. Он стал раскуривать трубку, но никак не мог зажечь спичку. Трижды она не загоралась у него.

Сидевший рядом с ним Мао Цзэдун улыбнулся. Он зажег спичку, дал Сталину прикурить и лишь затем с юмором сказал: «Товарищ Сталин, Новый Китай и Старый Китай – это совсем разные вещи! Мы давным-давно выгнали американский империализм из Северо-Восточного Китая! А что до тех так называемых граждан, которые кормились за счет агрессии против Китая, то о них и говорить нечего; они давно уже сбежали, поэтому нет и никакого вопроса об их проживании там».

Сталин раскурил трубку и, снимая неловкость, улыбнулся: «Я не хотел бы вмешиваться во внутренние дела Китая. Ставя этот вопрос, мы имели в виду воспрепятствовать деятельности людей из империалистических стран, США, Японии, Англии, при их проникновении в Северо-Восточный Китай. В настоящее время китайские товарищи решили этот вопрос, и это, конечно же, хорошо».

Здесь столкнулись мнения Сталина и Мао Цзэдуна. Каждый из партнеров полагал, что он настоял на своем. Мао Цзэдун добился того, что в договорные документы соответствующие положения включены не были. Сталин мог предвидеть это. Ведь то же самое произошло и в 1945 г. в результате переговоров с делегацией правительства Китайской Республики в Москве. В то же время для Сталина самым важным было довести до Мао Цзэдуна свою главную мысль. Он никак не мог согласиться с тем, чтобы Мао Цзэдун или любой другой его китайский партнер вступил в какие бы то ни было отношения с США, предусматривающие ущемление национальных интересов нашей страны. Сталин высказался достаточно ясно, и Мао Цзэдун понял его позицию. Он должен был уразуметь, что сможет получать выгоды от сотрудничества с СССР только до тех пор, пока не вступит в союзные отношения с США или в такие отношения, которые будут сочтены в Москве угрожающими интересам нашей страны.

Вслед за тем стороны перешли к вопросу о работе в КНР советских специалистов. С точки зрения Сталина, соглашаясь направить в КНР советских специалистов, он тем самым предлагал Мао Цзэдуну такую помощь, которая была бесценна, особенно в условиях того времени, учитывая то, что это были лучшие специалисты в разных областях, которые были в то время необычайно нужны в самом СССР, так как он далеко еще не оправился от ран Великой Отечественной войны.

Мао Цзэдун трактовал вопрос, во всяком случае для себя и для своих сторонников, иначе. Он видел в этом акте прежде всего вынужденное обстоятельствами приглашение в КНР иностранцев в качестве технических экспертов. Мао Цзэдун стремился всячески затушевать или принизить значение того факта, что Китай находился на более низкой ступени развития во многих областях экономики и относительно передовой опыт наших специалистов действительно помогал КНР выходить из отсталости и разрухи. С точки зрения Мао Цзэдуна, это была прежде всего временная мера. Кроме того, он полагал, что, вообще говоря, КНР могла бы приглашать любых иностранцев. То, что это оказались люди из СССР, было, в представлении Мао Цзэдуна, обусловлено только сложившимися временно неблагоприятными для КНР условиями. При этом Мао Цзэдун не делал акцента и даже старался вовсе не придавать значения тому, что знания, опыт этих специалистов представляли величайшую ценность. Он также никогда не принимал во внимание, что Сталин и его страна, идя на этот шаг, отрывали часть своих лучших специалистов от работы внутри СССР, от себя, замедляя темпы восстановления собственной страны после страшных разрушений Великой Отечественной войны.

Мао Цзэдун и его сторонники трактовали ситуацию таким образом, что КНР, находясь в самом начале своего пути, была намерена пригласить много советских специалистов, которые могли помочь китайцам развернуть строительство в целом ряде областей.

Мао Цзэдун был заинтересован в приезде этих специалистов, он не мог обойтись без них. Однако он хотел, чтобы эта акция не укрепляла и в СССР, и в КНР мнение о том, что Советский Союз оказывает помощь КНР, находится в положении дающего, то есть того, кто дает, причем дает бесценные вещи.

Столкновение разного видения этого вопроса Сталиным и Мао Цзэдуном нашло свое выражение при обсуждении вопроса о том, будут ли иметь право китайские власти, в том числе суды, рассматривать дела и выносить приговоры в тех случаях, когда советские специалисты совершат какие-либо, возможно противоправные, действия на территории КНР. При обсуждении этого вопроса Сталин выдвинул условия, которые Мао Цзэдун счел кабальными: советские специалисты должны были пользоваться привилегиями, особыми правами; иначе говоря, если кто-либо из них совершил бы в Китае ошибку, китайская сторона не могла решать такого рода вопросы, а специалиста следовало передавать советской стороне для проведения расследования и решения вопроса.

Признавая, что позиция Сталина при этом не была лишена оснований, китайская сторона тем не менее представляла внутри КПК и КНР свое согласие с предложением Сталина не только просто как вынужденное определенными, в том числе и приемлемыми даже с точки зрения Пекина, обстоятельствами (речь шла о сохранении духа и атмосферы дружбы между двумя партиями, руководствовавшимися одной классовой идеологией, а при таких обстоятельствах представлялось неважным, классовый суд какой страны или коммунистическая партия какой страны разберется и накажет вероятного правонарушителя), но как позицию Сталина, недостойную руководителя социалистического государства, ибо он при этом, с точки зрения Пекина, подражал примеру, который показывали при оказании помощи зарубежным государствам империалистические страны; с точки зрения Мао Цзэдуна и его коллег, это не только шло вразрез с принципами пролетарского интернационализма, но и являлось проявлением тенденции к великодержавному шовинизму. При этом в Пекине даже вспоминали о том, что Сталин инородец, который оказывался, как это в свое время отмечал Ленин, большим поборником русского шовинизма, чем чистокровный русак. В Пекине позицию Сталина толковали следующим образом: Сталин поступил таким образом с той целью, чтобы русский человек видел, что он, Сталин, заботится о его интересах, хотя, по сути дела, все получалось наоборот.

Думается, что на том этапе состояния государства и общества в КНР, особенно учитывая националистические и антирусские настроения Мао Цзэдуна, а также принимая во внимание то, что речь шла всего о нескольких годах работы советских специалистов в Китае, Сталин имел больше оснований для того, чтобы настаивать на таком решении этого вопроса (ведь благодаря этому действительно обеспечивались интересы советских людей, работавших в Китае в качестве советников, а угроза для них в тогдашней КНР существовала; подход к вопросу Сталина представляется меньшим злом, чем подход к этому же вопросу Мао Цзэдуна), чем Мао Цзэдун на том, чтобы возражать против такой постановки вопроса. Тем более что время показало, что именно Мао Цзэдун и его последователи постоянно стремились и стремятся к тому, чтобы китайцы, граждане КНР, не были подсудны властям других стран даже тогда, когда они находятся на их территории; особенно упорно Пекин настаивает на этом принципе, когда речь идет о преступлениях его граждан на территории России.