дразнящий аромат жареной рыбы. – Да… стоп, сорванцы. Отвечайте на мой вопрос: что такое честь?

– Наша честь состоит в верности вам! – хором выпалили мальчики. – А все остальное не важно.

– Вот как… Хорошо, свободны, – удовлетворился я ответом и повернулся к Клаусу: – Слышал?

Парень дождался, пока пажи скрылись из виду, и с возмущением выпалил:

– Да они нас подслушивали, я сам видел!

– Вот же шельмецы! Выдрать бы их…

– Не надо, монсьор, – смутился Клаус. – На самом деле славные мальчишки.

– Не буду. Пока свободен, но никуда не теряйся, поужинаешь со мной.

– Как прикажете, монсьор…

Подошел к борту и оперся на него. Стоим… стали на стоянку переждать ночь. В темное время суток никто еще не ходит в море. И долго еще ходить не будет. Чревато, знаете ли. Особенно в Па-де-Кале. Пакостный пролив – мель на мели и мелью погоняет. Да нам особенно и торопиться некуда. Завтра поутру снимемся с якоря и к обеду прибудем в Дьепп, а это уже Нормандия. Нормандия… Паукова вотчина – полноправный домен Франции. Был здесь в свое время такой герцог Карл II Беррийский, на одну руку с моим папенькой мылил против Луи в Лиге общественного блага. Но совсем недавно скоропостижно помер – от разных жизненных и любовных излишеств. Или притравили болезного? Хотя справедливости ради скажу: Нормандию Паук еще до его смерти отжал. Вот же сука… Короче, в этих водах надо быть начеку. До сих пор из головы потопленный корапь не идет. Нас ждал? А вот хрен его знает. Следовательно, в Дьеппе опять придется лицедействовать. Но уже самому. Артист, ёптыть…

На палубе матросики уже собрались поартельно и заслали на камбуз своих выборных, которые поочередно стали появляться с деревянными корытцами, полными жареной трески и ржаного хлеба. Боцман под одобрительный гул вышиб пробку из бочки с вином и ловко вставил вместо нее кран. Это я сегодня команде винца пожаловал, в качестве своей милости, а так, повседневно, они довольствуются полуковшом пива на ужин.

На мостике с впечатляющей быстротой сервировали стол. На нем появилось внушительное блюдо с горой печенного на углях палтуса, белый хлеб, сыры, какие-то салаты и пучки зелени. Ну и винишко, конечно. Я без основательного запаса оного и с места не сдвинусь. Хотя и не злоупотребляю.

– Господин шаутбенахт… – Обер-кок наполнил мне бокал вином и склонился в поклоне.

Я внутренне улыбнулся при виде своего повара. Просто умиляет его настороженно-испуганный взгляд при виде того, как я снимаю пробу. Всегда одно и то же. Хотя еще не было такого случая, чтобы я забраковал его стряпню. Петер ван Риис ушел со службы после памятной битвы при Нейсе и остался в замке, но, узнав, что за время его отсутствия какая-то сволочь попыталась меня отравить, воспылал праведным гневом и заявил, что теперь ни на шаг от меня не отойдет. И на время морской прогулки по собственному желанию переквалифицировался из обер-повара в обер-кока. Даже завел моду косынку на голову совсем по-пиратски повязывать. Ну и, конечно, прибрал под себя должность судового обер-баталера. Вообще, на «Виктории» оказалось много моей старой гвардии. Самуил возжелал приобщиться к морской жизни и по праву занял должность судового врача. Бывший отрядный профос Виллем Аскенс переквалифицировался в судового кузнеца и плотника; ну и, конечно, не обошлось без бывшего отрядного, а ныне судового капеллана Бромеля. Матерые человечищи, доволен я ими. Ой… что-то я совсем задумался – Петер уже заждался, надо пробовать, а то обидится…

Выбрал румяный кусочек рыбы, попробовал, запил вином и после паузы кивнул:

– Как всегда, отлично, Петер. Отдавай команду на прием пищи.

Кок с вспыхнувшей от похвалы рожей немедленно гаркнул:

– Господин шаутбенахт приказывает ужинать!!!

Я встал, поднял бокал и тоже гаркнул:

– Ваше здоровье, молодцы!

– Ур-р-ра!!! – отозвалась дружным ревом команда. – Да здравствует господин…

Слишком театрально? Да, согласен. Но очень пользительны подобные сцены в деле сплочения команды и воспитания верности. Не забываем – пятнадцатый век на дворе. Народишко все правильно воспринимает и раз за разом убеждается – господин милостив и справедлив. А буде случится по морде получить или под линьки́ попасть, так то ради дела и как бы не считается на фоне господских милостей…

Ужин прошел великолепно. Вкуснейшая еда, отличное вино, да и погода радует. К вечеру ветер почти утих, облака исчезли, явив небо, покрытое мириадами сверкающих звезд. Едва слышный шелест волн, легкий скрип переборок, потрескивание канатов. Даже мерзкий ор бакланов идет в кассу, составляя общую картину благолепия. Или я просто люблю море? Скорее всего так…

После ужина, немного разминаясь, помахал тальваром, потом помылся и стал заниматься прогрессорством. А именно – чертить схему опреснительной установки. Сами знаете: без воды, оно того – ни туды и ни сюды. А если вознамерюсь на себя примерить славу Колумба и Магеллана – тем более. Конструкция простая, обычный самогонный аппарат; ну… с легкими отличиями. А если…

Отпил сидра и, довольный пришедшей в голову мыслью, изобразил большую равновогнутую линзу. Вот так. Солнышко для нас поработает. Вполне можно будет в походах и пищу готовить. Опять же меньше на борт дров и угля брать. Серебра, конечно, не меньше пары фунтов на серебрение уйдет, но дело того стоит. Черт… еще баки серебрёные собирался устроить… Эх, денежки-денежки – вроде никакой нужды не ощущаю, но монета уходит с просто жуткой скоростью.

Опять же шебеку перестраивать. Вроде всем хороша: отличная скорость, великолепная маневренность да и вместительность неплохая, но остойчивость – вообще никакая. Осадка маленькая, что при хорошем шторме может еще как аукнуться. А надеяться, что его не будет, – глупость первостатейная. Будет шторм, обязательно будет. Но есть у меня по этому поводу мысли: в свое время была такая конструкция под названием «карибская шебека». Можно попробовать воплотить в жизнь. Так…

Исчеркал целую стопку бумаги и решил почивать. Время-то далеко за полночь…

Снился мне какой-то очень смутно знакомый горбун. Пожилой мужик – лет пятидесяти. Чернявый, носатый и коренастый. Кланялся в ноги и куда-то тащил за руку. Вот только куда, я так и не понял – сон был начисто лишен звукового сопровождения. Немое кино, ёптыть. И куда мы с ним пришли, я тоже так и не досмотрел, ибо проснулся по нужде. Натянул штаны, башмаки и потопал на палубу.

Глянул по сторонам. В свете масляных ламп просматривалась вахтенная смена. Парочка матросиков из абордажной команды байки травит возле грот-мачты, а еще парочка по юту слоняется. Нормально: бдительность – наше всё. Подошел к борту оправиться и распустил завязку штанов. Ну-ка…

Вдруг рядом с легким стуком на фальшборт легли два замотанных в тряпки крюка. И почти сразу над бортом показалась чья-то рожа в древнем нормандском шлеме.

Етить твою!!! Я сначала отшатнулся, а потом, придя в себя, двинул со всех сил кулаком в бородатую рожу. Мужик с приглушенным воплем улетел вниз, а я, ревя как паровоз, помчался в каюту за оружием. Млять!!! Да меня на абордаж берут!!!

Черт, черт!!! Прихватил тальвар, в левую руку пистоль, вывалился на палубу и сразу выпалил в здоровенного мужика с алебардой, припиравшего люк в трюм большим поленом.

Колесцовый замок вжикнул, выбивая из кристалла пирита сноп искр. Вспыхнула пороховая затравка, через мгновение грохнул выстрел – и алебардист с грохотом рухнул на палубу. То-то же…

– Тревога, мать вашу!!! Тревога!!! – заорал, надсаживаясь, и срубил кинувшегося ко мне копейщика.

На палубе завертелась отчаянная суматоха: совсем врасплох нас застать у нападающих не получилось – многие матросы спали наверху и теперь отчаянно сопротивлялись, вооруженные чем попало. Ох ты ж, млять! Да сколько же вас!!!

Гулко бахнула за спиной аркебуза, а за ней сразу – пистоль. Двоих нападающих снесло за борт, а один, скрючившись и завывая, как волк, шлепнулся на палубу. Оглядываться я не стал – знаю, это Клаус из огнестрела палит. Молодец пацан – не теряется.