она там была. И читала письмо, написанное ей тысячу лет назад.

Чжи Мон помнил каждое слово, каждый росчерк вишнёвой ветки, что вспарывала когда-то печальные воды озера Донджи, тревожа их и доверяя им сокровенные чаяния императора. И пусть в ту ночь придворный астроном не стоял за спиной Кванджона, скрываясь в зарослях гибискуса, как неизменно делал это раньше, он словно воочию видел потемневшее лицо с крупными чертами. Обычно непроницаемое, в тот момент оно было полно чувств и движений: тонкие ноздри подрагивали от сдерживаемых эмоций, готовых вырваться наружу, а губы шевелились, повторяя мысли императора. Но над озером, как и сейчас над домом Хэ Су, было тихо. И в этом скорбном безмолвии Чжи Мон безошибочно угадывал то, что было написано на воде.

Что ему письма, если он читал человеческие души!

Когда-то.

Наша жизнь подобна сну. Прав был король Тхэджо, когда говорил, что она коротка, быстротечна и мимолётна. Теперь и я это понял.

Падает снег, отцветают лотосы, небо плачет дождями – всё меняется, чередуется и возвращается вновь на круги своя. Только время уходит безвозвратно. Но меня это больше не печалит, потому что вместе с ним заканчивается и одиночество – мой неотступный кошмарный сон, в котором нет тебя.

Скоро я не смогу писать тебе. Быть может, это моё последнее письмо. Меня не оставляет предчувствие близкого конца, который станет всего лишь началом моего пути. Потому что я пойду искать тебя, Су.

Я не знаю, где ты, в каком времени, в каком из миров. Но я чувствую, как тебе плохо, вижу, как ты прижимаешь ладони к лицу, слышу, как ты плачешь и почему-то просишь прощения. Почему?

Ты всегда словно знала обо мне нечто такое, что не давало тебе открыться мне до конца, довериться и стать моей. Что же ты знала обо мне, Су? Что скрывала? Чего боялась?

Ты приютила в своём сердце озлобленного брошенного волчонка, отогрела его и вырастила из него матёрого вожака стаи, не принимавшей его прежде. Ты подарила мне жизнь, которую я прожил не зря, как сказал Чжи Мон. Надеюсь, он был прав. Но что в ней толку, если тебя в этой жизни было так мало…

Воспоминания о тебе яркие, как солнечный свет. Они не меркнут, не исчезают в забвении. И только они заставляют меня дышать и идти дальше.

Ты – моя причина. Причина всего: надежд и желаний, устремлений и решений, каждого шага, каждого моего вдоха. Без тебя меня не было и нет. Я – это ты, Су, мой свет, моя жизнь, мой человек.

Я знаю, что виноват перед тобой, ведь я причинил тебе столько боли! И столько испытал сам в попытке противостоять алчности и жестокости дворца, охочего до крови. Я не смог защитить тебя от него – и потерял. Это мне нужно просить прощения у тебя, Су. За все свои ошибки и неверные решения.

Я помню, как ты мечтала о нашей встрече в другом мире и в другое время, чтобы мы могли ничего не бояться и свободно, действительно свободно любить друг друга…

Ты всё-таки плачешь? Плачешь, я знаю. Я чувствую тебя, Су, ведь ты у меня внутри. Навсегда – моя.

Не плачь, не надо. Однажды мы встретимся вновь. Я буду искать тебя, Су. Даже если на это понадобится тысяча лет, я буду искать.

Ты только помни, что я люблю тебя. Больше жизни, больше всех жизней, что мне предстоит потратить на поиски. Но сколько бы их ни было, я тебя найду. Обещаю!

И каждый день каждой новой жизни буду ждать и любить тебя, моя Су…

Когда Чжи Мон неслышно появился в дверях, Хэ Су сидела на стуле с прижатыми к лицу ладонями. На лист рисовой бумаги у неё на коленях падали крупные капли слёз, растекаясь вместе с чернилами маленькими сероватыми лужицами и превращая письмо в мокрый асфальт во время дождя.

Письмо на воде.

– Вы были правы, господин звездочёт, – прошептала Хэ Су.

Чжи Мон лишь согласно кивнул в ответ, хотя она на него и не смотрела. Он прошёл на кухню, оторвал кусок бумажного полотенца от рулона и протянул ей.

Хэ Су промокнула глаза и щёки и, отложив салфетку в сторону, взяла в руки безнадёжно испорченное письмо в мокрых разводах.

– Откуда у вас это письмо? – спросила она, прижимая лист к груди и пачкая влажными чернилами белую ткань сарафана. – Вы сказали, что есть ещё. Где они? Вы можете отдать их мне? Его Величество писал их, когда меня не стало? Как он смог… пережить? Как он выдержал это всё? И почему он…

– Об этом вам лучше спросить не у меня, – прервал Чжи Мон нескончаемый поток её вопросов – и испугался.

Хэ Су побледнела так резко, что он подумал: она сейчас потеряет сознание, и подхватил её со стула за талию. Как оказалось – вовремя. Вмиг ослабев, девушка повисла у него на руках, а когда мимолётный приступ дурноты отступил, вцепилась в него так, что Чжи Мон непроизвольно поморщился: на плечах точно останутся синяки.

– Он… – Хэ Су подавилась вдохом, трудно сглотнула, собравшись с силами, и договорила трясущимися губами: – Он… здесь?

Чжи Мон колебался долю секунды, но за это время у девушки, впившейся в него закаменевшими пальцами и жадным взглядом, могло остановиться сердце.

– Не молчите, господин Чхве, умоляю вас! Где он сейчас? Вы знаете, что с ним?

– Знаю, – просто ответил бывший звездочёт и, освободив руку, скользнул взглядом по своим наручным часам. – Собирайтесь.

========== Часть II. И не было тысячи лет – 3. Ван Со. К началу ручья ==========

Настроение: Lee Joon Gi – One Word

Путник усталыйДальней бредёт стороной;

Из дому вышел — Тысячи ли за спиной.

<…>

Солнце сокрытоВ непроницаемой мгле,

Ветер печалиРядом с людьми на земле{?}[Отрывок из стихотворения «Путник» (пер. Л. Е. Черкасского).].

Цао Чжи{?}[Цао Чжи (192–232) – китайский поэт.]

В длинных узких коридорах цокольного этажа главного корпуса Пусанского национального университета было темно, пусто и от этого слегка жутковато.

Чхве Чжи Мон двигался практически на ощупь, полагаясь лишь на собственную память и для подстраховки скользя рукой по шершавой оштукатуренной стене, отмечая дверные проёмы. Первый поворот направо – и он будет на месте.

Слабо пахло жасмином и почему-то мандаринами. Чжи Мон невольно ухмыльнулся: а чего он ожидал – затхлого запаха плесени