– Ларри!..

– Я здесь, – откликнулся он. – Чего не спишь?

– Замерзла, – ответила она. Он сидел на валуне у дороги, скрестив ноги, словно медитировал. – Для меня местечко найдется?

– Конечно. – Он подвинулся. Валун еще хранил тепло, накопленное за ушедший день. Она села. Он обнял ее. По прикидкам Люси, этим вечером они разбили лагерь примерно в пятидесяти милях восточнее Боулдера. И если бы выехали в девять утра, то к ленчу могли прибыть в Свободную зону Боулдера.

Так называл это место мужчина из радио: Свободная зона Боулдера. Мужчину звали Ральф Брентнер, и он говорил (с некоторым смущением), что «Свободная зона Боулдера» – это, скорее, радиопозывной, но Люси эти слова нравились, нравилось их звучание. Оно было правильным. Как начало новой жизни. А Надин Кросс приняла это название почти что с религиозным рвением, словно талисман.

Через три дня после того, как Ларри, Надин, Джо и Люси приехали в Стовингтон и нашли заброшенный Противоэпидемический центр, Надин предложила раздобыть си-би-радио и начать прослушивать все сорок каналов. Ларри обеими руками ухватился за эту идею – как, собственно, и за все идеи, высказываемые Надин, думала Люси. Она совершенно не понимала Надин Кросс. Ларри влюбился в нее, это не вызывало сомнений. Но Надин не желала иметь с ним ничего общего, вне рамок повседневного общения.

В любом случае си-би-радио оказалось хорошей идеей, пусть и родилась она в голове лишенной эмоций – по отношению ко всем за исключением Джо – женщины. Это был самый простой способ найти другие группы и договориться о встрече, пояснила Надин.

Ее слова привели к несколько странной дискуссии в их группе, которая к тому времени увеличилась до шестерых человек за счет Марка Зеллмана, сварщика из штата Нью-Йорк, и Лори Констэбл, двадцатишестилетней медсестры. А дискуссия вновь привела к нервному спору насчет снов.

Лори первой выразила сомнения в том, что они точно знают, куда едут. Они следовали за изобретательным Гарольдом Лаудером и его компанией в Небраску. Разумеется, следовали, и не без причины: отрицать могущество снов было невозможно.

От всех этих разговоров Надин впала в истерику. Ей не снилось никаких снов, повторяю, никаких чертовых снов. Если другие хотели продолжать упражняться в самогипнозе перед остальными – пожалуйста. Пока оставалась хоть какая-то рациональная основа для поездки в Небраску, вроде надписи в стовингтонском центре, она соглашалась туда ехать. Но хотела, чтобы все понимали: она едет туда не из-за всей этой метафизической чуши. С их позволения, она ставила на радио, а не на видения.

Марк взглянул на напряженное лицо Надин и добродушно улыбнулся ей.

– Если тебе не снятся сны, почему же прошлой ночью ты разбудила меня, разговаривая во сне?

Надин побелела как полотно.

– Ты называешь меня лгуньей? – чуть ли не прокричала она. – Потому что если так, одному из нас лучше немедленно уйти!

Джо прижался к ней, заскулив.

Ларри сгладил конфликт, переведя разговор на тему радио. И в последнюю неделю они принимали сигнал, только не из Небраски (откуда они собрались уезжать, еще не добравшись туда, – об этом им говорили сны, которые таяли, становясь не столь яркими и настойчивыми), а из Боулдера, штат Колорадо, расположенного в шестистах милях к западу. Его источником служил мощный передатчик Ральфа.

Люси до сих пор помнила радостные, чего там, восторженные лица остальных, когда сквозь статические помехи до них долетел чуть гнусавый, с оклахомским выговором, голос Ральфа: «Это Ральф Брентнер, Свободная зона Боулдера. Если вы меня слышите, ответьте по каналу четырнадцать. Повторяю, по каналу четырнадцать».

Они слышали Ральфа, но не располагали достаточно мощным передатчиком, чтобы дать о себе знать. Однако подъезжали все ближе и после того первого сообщения выяснили, что старая женщина, Абагейл Фримантл (хотя Люси всегда думала о ней как о матушке Абагейл), и ее группа прибыли в Боулдер первыми. С тех пор приходили и другие люди, по двое, по трое, а то и большими группами, до тридцати человек. К тому дню, когда они впервые услышали Брентнера, в Боулдере собралось уже порядка двухсот человек, а в тот вечер, когда связь стала двухсторонней – теперь-то мощности передатчика хватало за глаза, – более трехсот пятидесяти. С их группой общая численность могла дойти до четырехсот.

– О чем задумался? – спросила Люси у Ларри, положив руку ему на плечо.

– Я думал об этих часах и смерти капитализма. – Он кивнул на ее «Пульсар». – Казалось, что капитализм – основа основ, а зиждился он на мечте о красно-бело-синем «кадиллаке» и часах «Пульсар». Теперь у нас истинная демократия. Любая женщина Америки может иметь и электронные часы «Пульсар», и шубу из голубой норки. – Он рассмеялся.

– Возможно, – кивнула она. – Но вот что я скажу тебе, Ларри. Я мало что смыслю в капитализме, однако кое-что знаю об этих часах за тысячу долларов. Проку от них – чуть.

– Чуть? – Он удивленно посмотрел на нее, потом улыбнулся. Едва заметно, зато искренне. Люси порадовала эта улыбка, потому что предназначалась она ей. – Почему?

– Потому что никто не знает, который нынче час, – весело ответила Люси. – Четыре или пять дней тому назад я спросила мистера Джексона, и Марка, и тебя – по очереди. Все вы назвали мне разное время и сказали, что у каждого часы хоть раз да останавливались… помнишь то место, где поддерживали точное время? Я читала об этом в каком-то журнале, пока ждала приема у врача. Это нечто. Они знали время с точностью до микромикросекунд. У них были и маятники, и солнечные часы, и еще много всякого. Теперь я иногда думаю о том месте, и меня это бесит. Все часы там, должно быть, остановились, а мой «Пульсар» за тысячу долларов из ювелирного магазина не может показывать время с точностью до секунды, хотя должен. Из-за гриппа. Чертова гриппа.

Она выговорилась, и какое-то время они сидели молча. Потом Ларри указал на небо:

– Посмотри туда.

– Что? Куда?

– Вверх и чуть правее.

Она посмотрела, но ничего не видела, пока он не сжал ее щеки теплыми руками и не повернул голову к нужному участку неба. Тут Люси заметила, и у нее перехватило дыхание. Точка света, яркая, как звезда, но не мерцающая. Она быстро перемещалась по небу с востока на запад.

– Господи, это самолет? – воскликнула она. – Ларри, это самолет?

– Нет. Искусственный спутник. Будет вращаться и вращаться, наверное, еще лет семьсот.

Они посидели, наблюдая за спутником, пока тот не скрылся за темной громадой Скалистых гор.

– Ларри? – мягко спросила Люси. – Почему Надин это не признает? Насчет снов?

Он едва заметно напрягся, и она пожалела, что затронула эту тему. Но раз уж затронула, решила, что не отступится… если только он резко ее не оборвет.

– Она говорит, что не видит никаких снов.

– Но она их видит… Марк не ошибся. И она разговаривает во сне. Как-то ночью говорила так громко, что разбудила меня.