Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты расскажешь об этом Лене?
– Конечно. Я только не скажу, кто меня ударил. Я зря сказала тебе, но я думала, что ты все понимаешь, как я… и что думаешь так же, но я ошиблась… – горько улыбнувшись, сказала Динка.
– Я сделаю все, как ты захочешь… Но лучше мне не видеть этого… Жука, – с усилием сказал Хохолок.
Они возвращались молча. У дороги Хохолок попрощался.
– У нас сегодня собрание в «Арсенале». Отец просил вернуться пораньше, но через два дня я приеду. Не решай ничего без меня. Ладно? – попросил он, заглядывая Динке в глаза.
Она молча кивнула головой и пошла к дому.
Хохолок посмотрел ей вслед, словно хотел что-то еще сказать, но не окликнул ее и, выйдя на дорогу, зашагал к станции.
Динка вбежала на крыльцо и, встретив неодобрительный взгляд сестры, с тревогой взглянула на Леню.
– У меня было важное дело… – виновато сказала она, прижимаясь щекой к его плечу. – А Хохолок уже уехал… – тихо добавила она.
– Как – уехал? – всполошился вдруг Леня. – Я же хотел узнать от него, что делается в «Арсенале»… И вообще, ни о чем меня не спросил и уехал!
Динка пожала плечами.
– У них какое-то собрание сегодня. Отец просил его не опаздывать, – недоумевая сама, пояснила она. Леня в сердцах стукнул кулаком по перилам.
– Черт знает что! Какое собрание? Что, почему? Я же две недели не был дома… И ничего не сказать, не поинтересоваться даже, как прошла моя встреча с гомелевскими товарищами… Взять да уехать!
– Действительно, странно… Он даже не зашел попрощаться. – Мышка подозрительно взглянула на сестру. – Ты его чем-нибудь расстроила, Дина?
– Расстроила? – серьезно переспросила Динка и тут же утвердительно кивнула головой: – Да… я его расстроила.
Леня вспыхнул и, по-мальчишески дернув плечом, сердито сказал:
– Подумаешь, расстроила девчонка…
– Я для него не девчонка, – обиженно перебила Динка.
– Это все равно, кто ты для него. Для дела это не имеет никакого значения. И нечего путать общественные интересы с личными! А еще гордится: «Я арсеналец»! – разбушевался было Леня, но, встретив пристальный, напряженный взгляд Динки, мгновенно утих и, махнув рукой, засмеялся: – А в общем, он хороший парень! И все мы одинаковы. Я вот тоже приехал и размяк! – Он быстро взглянул на часы – подарок Марины после окончания гимназии – и, подмигнув сестрам, добавил: – Мог бы еще сегодня съездить повидать кой-кого, но не хочется: измотался я за эту дорогу и по вас соскучился до смерти! Да и спешного, в общем, ничего нет!
– Ну и не мучайся! Расскажи лучше, какая там новость у тебя. Динка, у Лени какая-то хорошая новость, но он не хотел говорить без тебя! – весело сказала Мышка.
– Новость? Хорошая? – подпрыгнула Динка. Леня прижал к щеке ладонь и закрыл глаза.
– Сногсшибательная!
– Ну так говори же, говори! – затормошили его сестры. – Сразу говори!
– Сразу нельзя, надо все по порядку. Вот слушайте. Ну, приезжаю я в Гомель, захожу по указанному адресу… Ну, как обычно, семья железнодорожного мастера: жена, двое ребят. Сам такой степенный, пожилой, в очках… Оглядел меня с головы до ног, подал руку. Ну, кто, что, кем послан – обычные вопросы… Как сказал – из «Арсенала», от товарищей, так он оживился, сейчас же жену локтем, самоварчик, то, другое…
– Ну а где же новость? – нетерпеливо заерзала на перилах Динка.
– Да подожди, все же интересно, – остановила ее Мышка.
– Нет, Лень! Это можно потом, а раньше самую новость! – запросила Динка.
– Ну ладно! Сбила ты мое красноречие! Одним словом, поговорил; он пошел собирать народ, а председателя еще нет: он работает машинистом и должен прибыть прямо на собрание, а собрание на окраине, в домике обходчика. Ну, народ собирается, ждем… Я, конечно, малость волнуюсь, все-таки не шутка ехать с таким поручением к незнакомым людям. А люди, надо вам сказать, особые, этакие просмоленные, крепкие, зря слов не бросают, и вопросов у них, вижу, много нешуточных. Одним словом, настоящая рабочая интеллигенция. Есть и партийцы, председатель тоже человек партийный… Ну, разговор о том о сем, и вот входит человек, в кожаной тужурке, чистенький такой, ухоженный. – Леня обернулся к Динке и, увидев ее полуоткрытый рот, торжественно поднял палец. – И здесь будьте внимательны, начинается уже моя новость… Ну, поздоровались, он назвал фамилию, я не расслышал какую, заметил только сразу, что выговор у него какой-то нерусский и тип лица. Узкие, блестящие глаза, а улыбка… ну, сразу покорила она меня: открытая, все зубы на виду… «А, – говорит, – значит, ты товарищ из Киева? Да, Киев, Киев… Хороший город, хорошие люди, там моя родня живет. Такой человек, дороже золота, только давно не видел… Партийный человек, сам женщина. Может, слышал фамилию? Арсеньева, а называется Марина…»
– Ой! – подскочила Динка. – Ой! Это же наш Малайка! Малаечка!
– Неужели Малайка? – всплеснула руками Мышка.
Леня важно кивнул головой:
– Он! Машинист, партийный человек, председатель, пользуется среди железнодорожников непререкаемым авторитетом! Иван Иванович Гафуров!
– Господи! Малаечка! Да как же ты сразу не узнал его? – возмутилась Динка.
– Да когда я его знал? Один раз, еще мальчишкой, видел из щели забора! Только и всего! Вот Лину я сразу узнал, а ведь ее тоже не часто видел. И она меня! Как услышала, что я Леня, так сразу как бросится ко мне, как заплачет. Честное слово, я сам еле удержался… Ну, ну, Макака, глупенькая, ты чего? И ты, Мышка? Ну, знал бы, не рассказывал!
– Да ведь… Лина… нашлась, – всхлипнув, засмеялась Динка.
Мышка тоже смеялась, вытирая мокрые глаза.
– Так много связано с этими людьми… все наше детство! – словно оправдываясь, сказала она, но Динка уже тормошила Леню вопросами:
– Как Лина? Здорова ли она? Ты был у них дома? Как они живут? Что говорила тебе Лина? Приедет она?
– Подождите, дайте сказать! Ивана Ивановича переводят сейчас в Коростень, там они и будут жить. Это не так далеко, и Лина обязательно приедет к нам, этим же летом! А сейчас она от своего Ивана Ивановича ни на шаг, боится, как бы не арестовали. Работа у него, конечно, серьезная. Одним словом, настоящий человек, а говорит о себе так: «Человеком меня сделал Александр Дмитриевич Арсеньев, без него я как был Малайкой, так бы и остался! А еще Лека помог, устроил учиться на машиниста…»
Новость обсуждалась взволнованно и радостно. Динка и Мышка засыпали Леню вопросами. Хотелось скорей обрадовать мать, говорили о письмах, которые задерживаются, проходя придирчивую проверку в полиции.
– Мама не пишет, потому что скоро приедет, – уверял Леня. – Арестовать ее не могли. О папе писать в письме она не хочет, а больше писать нечего, приедет и все расскажет сама, – успокаивал сестер Леня.