Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саттон быстро перелистал книгу. Больше половины текста было снабжено пространным комментарием. На некоторых страницах так вообще — всего-навсего две-три строчки текста, а остальное место занимали пространные сноски.
Он захлопнул книгу и до боли в руках сжал ее.
Господи! Не человеческая жизнь, нет, не только… Все формы жизни, конечно… Все живое!
Все перевернули. Переврали, стервецы! Начинать войну, чтобы переписать книгу! Чтобы все переиначить по-своему. Они строили планы, дрались и убивали, чтобы великий покров Судьбы простерся исключительно над человечеством, чтобы эта раса, самых жестоких хищников, каких когда либо порождала природа, присвоила себе то, что принадлежало не только ей одной, а каждому живому существу…
Я должен хоть попытаться навести порядок. Этому надо положить конец. Надо что-то такое придумать, чтобы мои слова остались там, где я их поставил, чтобы любой, кто прочтет, все понял, понял как надо.
Господи, ведь это так просто! У всякой твари есть своя судьба, не только у человека.
Судьбы!.. Судьбы ждут, и, как только родится новая жизнь, одна из них устремляется к ней, чтобы остаться с ней до конца. Я не знаю ни как, ни почему это происходит. Я не знаю, действительно ли мой Джонни рядом со мной, или он разговаривает со мной оттуда, из системы Лебедя. Но он — со мной. И я знаю, он со мной останется.
Но, черт, все равно ревизионисты переврут мои слова, дискредитируют меня, изменят всю книгу, выкопают из прошлого какие-нибудь скандальные подробности о нашем семействе, раздуют их и опорочат мое имя.
Кто-то из них уже поговорил с Джоном Генри Саттоном, и старик, наверняка, выболтал ему много всякого, что им могло пригодиться. Он же пишет в письме, что в каждой семье не без урода, и это, естественно, так. И поскольку он был старым добродушным болтуном, то и выболтал там все про этих самых уродов.
Однако его россказни в будущее не попали, не принесли никакой пользы. Что-то случилось, и пришелец не смог вернуться в свое время. Ведь это именно он заявился на ферму с перевязанной головой.
Что-то там случилось.
Саттон медленно поднялся.
Что-то там случилось… И я догадываюсь, что. В месте под названием Висконсин, шесть тысяч лет назад…
Твердой походкой он направился к креслу пилота.
В Висконсин.
Глава 31
Кристофер Адамс вошел в кабинет, повесил на вешалку пальто и шляпу.
Он подошел к письменному столу и, опускаясь в кресло, вдруг замер и прислушался.
Психо-трейсер работал!
«Трик-трак, — бормотал трейсер. — Трик-трак, трик-трак, клик…»
Адамс, так и не успев сесть, выпрямился, подошел к вешалке, одел пальто и шляпу.
Выходя, он сильно хлопнул дверью.
Этого за ним раньше тоже не водилось.
Глава 32
Саттон плыл к берегу, рассекая воду сильными, размашистыми гребками. Вода была теплая. Она что-то шептала ему низким, влажным голосом.
Она мне что-то хочет сказать. Уже много веков напролет она пытается что-то сказать людям. Могучий язык, на котором вода говорит с сушей, на котором разговаривают между собой волны… Всегда, во все времена вода старалась что-то поведать людям. И действительно, некоторые сумели почерпнуть кое-какие истины, сидя на берегу. Но никому и никогда не посчастливилось понять язык воды.
Так же, усмехнулся Саттон, как и тот язык, на котором я делал свои наброски, который забыт еще на заре становления Галактики.
Да и я толком его не знаю, вздохнул Саттон. Не знаю, откуда, когда и как он появился. Я спрашивал, но мне не сказали: Джонни как-то пытался объяснится но и ничего не понял, просто человек не в состоянии этого понять. Я знаю символы, знаю, что они обозначают, но как звучат сами слова? Может быть мой язык и не способен выговорить эти звуки. Мне кажется, что так говорит река… А может быть, на нем объяснялась какая-то цивилизация, прекратившая свое существование миллион лет назад.
Над рекой сгустился ночной мрак, но луна еще не взошла. Звездный свет отражался в воде алмазными бликами, а на берегу виднелись неровные ряды светящихся окон.
Записки у Геркаймера, думал Саттон. Надеюсь, у него хватит ума сохранить их. Они понадобятся позднее, не сейчас. Но нужно будет увидится с Геркаймером, хотя за ним наверняка следят — впрочем, как и за мной — по трейсеру. Но, если действовать быстро, можно успеть…
Ноги коснулись каменистого дна и вскоре он вышел на отлогий берег. Ночной воздух был прохладен, гораздо холоднее воды.
Конечно, Геркаймер — один из тех, кто вернулся, чтобы присмотреть за мной, пока я буду писать книгу, чтобы мне никто не помешал. Геркаймер и Ева. Но из них двоих Саттон больше доверял Геркаймеру. Андроид умрет за то, что написано в этой книге. Андроид, собака, лошадь и муравей… Но ни собака, ни муравей, ни лошадь, ни пчела ничего не узнают, потому что не умеют читать.
Он нашел лужайку, сел и снял мокрую одежку. Выжал и одел снова. Затем направился к дороге.
Никому не придет в голову искать корабль на дне реки. По крайней мере, сразу. А ему и нужно-то всего несколько часов, чтобы навести необходимые справки.
Но нельзя терять ни минуты. Необходимо как можно скорее добыть информацию. Если Адамс нацелил на него трейсер, а Адамс наверняка это сделал, они уже знают, что он вернулся на Землю.
Он шел и думал. Все-таки как Адамс мог пронюхать о его возвращении, почему расставил капканы? Что он откопал, зачем, в конце концов отдал приказ убить Саттона?
Кто-то ему сообщил… и у этого «кто-то» были достаточно веские доводы. Адамс никогда и никому не верил на слово. Единственным, кто был способен предоставить ему достоверную информацию, мог быть посланец из будущего. Скорее всего, один из тех, которые хотят, чтобы книга вообще не была написана, чтобы знания, содержащиеся в ней, исчезли навсегда. И самое простое — прикончить того, кто собирается писать эту книгу.
Да, проще некуда. Но есть одно маленькое «но». Если он успеет написать книгу, если она начнет распространяться по Галактике…
В противном случае из будущего окажется вырванным огромный пласт.
Этого не должно произойти, убеждал себя Саттон, быстро шагая по влажной траве.
Нет, Эшер Саттон не может, не должен умереть, не написав книгу.
Как бы то ни было, книга появится, иначе будущее переполнится ложью.
Саттон встряхнулся. Эти логические хитросплетения замучали его. Да и понятно — в истории еще никто