браку не бывать!.. Я понимаю, это адское создание свело его с ума… Как спасти бедного мальчика от худшего из несчастий?.. Гадкая женщина!

Генерал сделал несколько шагов, молча опустив голову.

— Нашел! — наконец радостно воскликнул он. — Да, нельзя терять ни минуты. Пока я раздумываю, он все больше и больше запутывается.

Генерал позвонил. Вошел камердинер благообразной наружности.

— Уильямс!

_— Что угодно, ваше превосходительство?

— Где мой сын Генри?

— В конюшне, ваше превосходительство. Он приказал оседлать гнедую кобылу.

— Гнедую кобылу? Но на нее еще никогда никто не садился.

— Никогда и никто, я думаю, что это очень опасно. Но мистер Генри любит опасность. Я хотел отговорить его. Но мистер Нигель запретил мне вмешиваться не в свое дело.

— Беги в конюшню. Передай, что я запрещаю ему садиться на эту лошадь и зову его немедленно сюда! Живо, Уильямс!

— Все тот же, — продолжал свой монолог генерал. — Опасность привлекает его — как меня когда-то. Гнедая кобыла… Ах, если бы только это!.. Но мисс Мейноринг похуже будет.

В этот момент явился виновный Генри, в сапогах со шпорами и с хлыстом в руке.

— Ты звал меня, отец?

— Конечно! Ты хочешь ехать на гнедой кобыле?

— Да, ты против этого?

— Тебе хочется сломать себе шею?

— Ха-ха-ха, этого нечего бояться. Ты, кажется, не очень-то веришь в мои наезднические способности.

— А ты уж слишком самоуверен. Ты хочешь непременно ездить на лошади с пороком, не спросив даже меня. Зачем ты совершаешь еще более неблагоразумные поступки? Этот образ действий мне не нравится, и ты сделаешь мне удовольствие, изменив твое поведение.

— Какие же это поступки, отец?

— Ты безумно соришь деньгами; наконец, идешь навстречу еще большей опасности. Ты идешь навстречу гибели.

— Я не понимаю, отец. Ты говоришь о лошади?

— О лошади?.. Нет, сударь, не притворяйтесь, что вы не понимаете. Я говорю о женщине!..

При последних словах Генри побледнел. Он думал, что его любовь к мисс Мейноринг была тайна для всех, по крайней мере для его отца. О другой женщине не могло быть и речи.

— Я понимаю теперь еще меньше, — отвечал он уклончиво.

— Извините, милостивый государь, вы отлично меня понимаете. Я говорю о мисс Мейноринг!

Молодой человек вспыхнул, но не произнес ни слова.

— А теперь, милостивый государь, я вам скажу только одно: вам нужно отказаться от нее.

— Отец!

— Без возражений! Никакие любовные объяснения меня не тронут, и мне даже неприлично их слушать. Я повторяю, откажись от Бэлы Мейноринг совершенно и навсегда!

— Отец, — отвечал молодой человек твердым голосом, — ты требуешь невозможного. Я признаюсь, что между мисс Мейноринг и мною есть чувство более горячее, чем простая дружба. Мы обменялись обещаниями… Чтобы нарушить их, надо взаимное соглашение, иначе это было бы жестоко и несправедливо, на это я не могу согласиться. Нет, отец, я не сделаю этого, даже под страхом твоего гнева!..

Минуту царило молчание. Казалось, генерал размышлял, но он незаметно наблюдал за сыном. Внимательный наблюдатель прочел бы в глазах генерала не глухой гнев, вызванный сопротивлением сына, а восхищение и любовь. Но он поборол великодушное чувство и отвечал:

— Идите, милостивый государь! Вы решили ослушаться меня. Подумайте раньше, что вам будет стоить ваше упрямство. Я полагаю, вы догадываетесь, о чем я говорю?

Генерал умолк, ожидая ответа.

— Не совсем, отец.

— Я говорю о наследстве. Я вправе завещать его кому хочу, или твоему брату, или тебе. Если ты женишься на мисс Мейноринг, все состояние перейдет к Нигелю, тебе же я оставлю ровно столько, чтобы покинуть эту страну… Тысячу фунтов стерлингов — и ни пенса больше.

— Да, отец, я очень огорчен. Конечно, мне очень неприятно лишиться наследства, на которое я имел право рассчитывать, но мне еще тяжелее было бы лишиться твоего уважения. Тем не менее я откажусь от того и другого, если для того, чтобы их сохранить, я должен изменить своему слову. Женюсь ли я на мисс Мейноринг или нет, это будет зависеть исключительно от нее. Надеюсь, отец, ты понял меня.

— Прекрасно, милостивый государь, прекрасно! На это я вам отвечу только одно, что я тоже дал слово и тоже сдержу его. Теперь садитесь на гнедую кобылу, раз вы этого хотите, и молите Бога, чтобы она не разбила вас, как вы это сделали с сердцем вашего отца! Идите, сударь!

Не произнеся больше ни слова, Генри с поникшей головой медленно вышел из библиотеки.

— Живой портрет его матери! — пробормотал генерал, провожая его глазами. — Можно ли его не любить, несмотря на его упрямство и мотовство!? Такое благородное сердце не должно сделаться добычей недостойной женщины! Я спасу его помимо его самого.

Он снова позвонил, на этот раз гораздо сильнее. Тотчас же явился камердинер.

— Уильямс!

— Что прикажете?

— Вели скорее закладывать!

Несколько минут спустя у подъезда уже стояла карета.

Генерал сел в экипаж, и кучер погнал лошадей. Тем временем Генри воевал с гнедой кобылой, которая ни за что не хотела скакать по направлению к коттеджу вдовы.

IX. ШАХ И МАТ

Господин Вуулет сидел в своей конторе, отделенной от другой комнаты, — в которой сидел его единственный клерк, — необычайно толстой стеной с узкой дверью.

С этой стороны нечего было бояться никакой нескромности. Но с другой стороны кабинета была легкая перегородка вроде шкафа, в которой, по приказанию мистера Вуулета, садился клерк и, не замеченный никем, записывал разговор клиента с патроном.

Читатель, конечно, уже догадался, что мистер Вуулет исполнял должность нотариуса в маленьком мирном городке мирного графства Букс.