– Что же здесь складного? – я не стал объяснять, что новостями намедни снабдил меня Бларамберг, – разве на болотах обнаружены предметы обихода, украшения, утварь, оружие?

– И в помине нет! А складна – моя история, в которой нет ни слова лжи, но в которую они не верят, полагая апокалипсический сюжет лишь прикрытием настоящих находок – драгоценностей. Я говорю о последней битве и даю им задания по реставрации разных звериных скелетов, они же полагают, что вожу их за нос этой выдумкой, сам тем временем добывая золото скифов. Им невдомёк, что всё это – сущая правда, но пока они живут ожиданиями презренного металла, то исправно делают свою работу, а коли узнают, что его нет – свищи их. Да и Дебрюксу вашему польза – от него подальше их держу.

Я в душе обрадовался. Наконец всё сходилось, объяснялось с изящной простотой, до которой наш изощрённый ум доходит обыкновенно в последнюю очередь. Князь же не умолкал:

– К наместнику побегут должностей просить, или к тому же Стемпковскому. И ведь получат. Кого только за последние годы мы ни приютили в этих краях! У меня мирно уживаются роялисты с бонапартистами, а ещё – сербы, арнауты, генуэзцы, немцы. Греки: и старые – и новые, бежавшие от ужасов Хиосской резни. Половина наций Европы нашла тут дом и прибежище, а у себя там – либо сами кого-то гнали, либо гонимыми были. И герцог Ришелье правильные усилия положил, чтобы привлечь их торговать и жить в порто-франко. Помяните моё слово: не пройдёт и года, как новые волны прихлынут к этим гостеприимным берегам. Нынче зазывать уж не надо: сами доплывут.

У заставы, где статные молодцы учинили досмотр всем бричкам, делая исключение для нашего экипажа, мы съехали с большака и покатили дальше по дну широкого оврага. Оставалось недолго; я подумал, что дело охраны поставлено у князя прочно, и умыкнуть у него находку так же трудно, как и из Кремля. Поначалу я принял старое русло за твёрдую дорогу, но потом догадался, что мы движемся извилистым путём в сухих берегах. Впрочем, радость моя оказалась преждевременной, вскоре нам пришлось покинуть удобную стезю, и уж тогда мы помучались в бездорожье, размытом к тому же до грязи противным дождём.

Князь поведал, что в древности река текла в другом месте, но после катаклизма русло изменилось, превратив старицу в топь, питаемую лишь дождями да ключами. Евграф Карлович предполагал, что поток запрудили с умыслом, чтобы залить всю низину, а уж потом вода сама нашла другой исход. На мой вопрос, кому могло понадобиться заболотить долину, он лишь хмуро ответил, что, имей он ответ, остальное решилось бы само собой.

Всё же в полдень мы стояли в местности, унылый вид которой я не могу вспоминать без содрогания. Казалось, что все радостные ландшафты этого обширного края существуют в своём благообразии лишь благодаря тому, что здесь для соблюдения закона равновесия собралась странная необъяснимая грусть.

Повсюду, насколько мог я различать в туманной дымке, расстилалась водная гладь, утыканная, словно шахматными фигурами, большими округлыми валунами. Никакой даже самой чахлой растительности взгляд мой не приметил, впрочем, видимость простиралось шагов разве на сто. Саженях в тридцати от сухого места, где мы остановились, возвышалась широкая круглая башня, уходившая основанием под воду, а сильно разрушенной верхушкой превышая втрое мой рост. Часть работников принялась разбивать походный лагерь и готовить обед, мы же с князем медленно отправились вдоль берега к временному дощатому бараку, подле которого кверху дном лежали лодки.

– Что за блажь привела вас в эту юдоль? – еле ворочая языком, вымолвил я.

– Болота прекрасно сохраняют останки, не хуже мерзлоты Сибири, в которой находят мамонтов, и не только окаменелые кости, но и внутренности, и шерсть. Помните, вчера я показывал находки Палласа? Мне удавалось извлекать иной раз целые, нетронутые экземпляры небольших особей, чаще – современных нам, но случались и удачи, так что я описал несколько вымерших видов, неизвестных дотоле натуралистам. Эти болота имеют весьма древнее происхождение, об этом говорит геологическое сложение того русла реки, по которому нам так удобно было ехать, посему я и рассчитывал отыскать немало замечательного.

– То, где мы стоим – дно бывшего болота? Ни травинки, ни деревца. Эти ямы – следы ваших копателей?

– Вы сделали верное предположение; понимаю, вам не по вкусу эта пустыня после моих кущей, но таковы и медицинские изыскания, когда приходится вскрывать мёртвое тело. Представьте себе, если где-то чего-то убудет, то в ином месте прибавится. Мои сады удобрены здешним илом ещё при дядюшке, царствие ему небесное. Будь погода ясной, вам открылось бы куда более жуткое зрелище…

– Полно вам, Александр Николаевич, у меня, признаюсь, и так кровь в жилах стынет.

– Ведь стоим мы на дне обширного кратера, – продолжал он бесстрастно, – уровень болота был выше нынешнего, укрывая башню. А растительности тут предостаточно, и буйная она, как нигде, она и сейчас такая в нетронутой части. Ещё мой дядя драгами расчистил трясину до чистой воды, но отвести её досуха не сумели. Глубина тут невелика, и двух аршин не будет, но дамба даёт течь, а подземные ключи постоянно сочатся. Хляби небесные пополняют озеро в свой черёд. Работы не ведутся второй день из-за дождя, но всё же края болота годятся для раскопок, и под толстым слоем наносов скрыто нечто. Запомните, Алексей Петрович, – растягивая слова, словно патоку, прошептали его губы, – любая истинная история имеет тройное дно…

Я постарался не заметить его неприятной улыбки.

– Но ведь неспроста же ваш дядюшка заинтересовался местами болот. Одним советом Ведуна, простите, тут не обошлось. Что-то ведь послужило толчком к тому.

– И вновь вы зрите в корень. Болота, как вы догадываетесь, что-то вроде живого организма. Они дышат, питаются, претерпевают циклы в развитии. Время от времени какие-то части их освобождались до воды, и люди наблюдали в глубине каменные строения, а в сухие годы кое-где обнажались верхушки валунов или башен. Некоторые места и вовсе более похожи на озеро, там ловят рыбу, а сети цепляют обломки. Но в этом винили древний затопленный город. А древних городов здесь, повторюсь, несметное число.

– Насколько велики топи?

– Немалы, тянутся вёрст на двадцать отсюда, и поперёк ещё пять, но пока доступна только верхняя часть.

Мелкое озерцо покоилось мертвенно и тихо, дождь на время перестал, казалось, лишь для того, чтобы безупречно отражавшиеся в его зеркальной глади каменные глыбы обрели какой-то смысл в моих глазах. Я сказал об этом князю.

– Желаете, подплывём, – отозвался он.

Он подал знак, и двое бородатых мужиков с нескрываемым неудовольствием перевернули одну из лодок и стащили её в воду, породив никчёмный плеск в тишине, от которого по коже у меня пробежали мурашки.

Всё во мне сопротивлялось этому, но я решился, и как сомнамбула ступил на плоское дно челнока вслед за князем. Тотчас же молодцы оттолкнули её шестами, и мы заскользили в тумане и сумраке, порождая больше воздушных колебаний, чем сама природа. Вскоре уткнулись мы в одну из глыб. Вблизи она выглядела куда мощнее, чем казалась с берега. Её поверхность местами облетела уже от болотных наслоений, но на большей части они всё ещё скрывали её тайны.