Роза присела на стул, который пододвинул ей профессор.

— Профессор Карадок Макослэнд, — представился он, протягивая изуродованную артритом руку. Она едва коснулась ее кончиками пальцев, словно это заболевание было заразным.

— Роза Амато, — ответила она. Однако Люк не протянул ей руки. Он не хотел давать ей ни малейшего повода, несмотря на то что она была просто прелесть. Судя по кольцу на пальце, она была замужем, а ее выступающий кругленький животик явно указывал на то, что у нее есть дети.

— Люк, — просто сказал он, добавив горячее молоко в свой кофе.

— Итак, джентльмены, как вам живется наверху? — спросила Роза, при этом ее глаза округлились от любопытства.

— Просто чудесно, — ответил Карадок. — Мать Люка обладает прекрасным вкусом.

— Мой двоюродный дедушка Фалько знал маркиза, — первой затронула тему Роза. — Тот вступал в сексуальные связи со своими любовниками, причем не чураясь ни мужчин, ни женщин. Вот старый извращенец!

Они отвлеклись от разговора, внезапно ощутив порывистое дуновение ветра, и в следующий момент мимо их столика как вспышка промелькнул чей-то черный силуэт, исчезнув внутри ресторана.

— О боже, это моя двоюродная сестра Козима. У нее не очень-то счастливый вид.

Люк узнал таинственную незнакомку из церкви.

— Она приходится вам родственницей?

— Да, моя бабушка и ее дедушка были братом и сестрой. А разве мы не похожи? Хотя я не люблю черный цвет. — Роза встала. — Лучше пойду посмотрю, что случилось на этот раз. Уверена, я снова окажусь крайней! — Она ушла, а оставшиеся изо всех сил прислушивались, о чем шла речь за стеной.

— Интересно, она замужем? — спросил Люк.

— Наверняка у Розы есть муж, — улыбнувшись, ответил профессор, а дальше стал цитировать:

«Розы цвет,

Ты той, что душу извела,

Неси привет.

Напомни, что она мила,

Как роза, пышно расцвела».

— Я говорю не о ней, а о ее кузине, той, которая в черном.

— Эти строки принадлежат Эдмунду Уоллеру. Ты знаком с его поэзией? Настоящий гений! Таинственная незнакомка в черном одеянии, да? Я думаю, она вдова и поэтому всегда в трауре!

Люк удивленно приподнял брови.

— Вы действительно так думаете?

— А, мой мальчик, ты хочешь занять вакантное место?

— Она очаровательна.

— Это потому, что кажется тебе недоступной?

— Ничего, недоступных не бывает…

Профессор покачал головой.

— С такой самонадеянностью тебе никогда не добиться расположения женщины, которую ты по-настоящему хочешь.

Козима говорила так быстро, что ее слова напоминали пулеметную очередь.

— Они опять трогали его вещи! Они разбросаны по всему дому! — отчаянно жестикулируя руками, кричала она. — Мне что же теперь, запирать двери на замок от детей своей собственной кузины? Сколько еще раз я должна повторять: им нельзя входить в мою комнату! Нельзя трогать его вещи!!! Ведь это все, что у меня осталось. Если они будут валяться где попало, то могут потеряться, а с ними потеряюсь и я. Разве вы не понимаете? Неужели никто не способен этого понять?! — Она заплакала.

— Присядь, Козима, — нежно сказала Альба, помогая ей устроиться на стуле. В эту минуту появилась Роза. Она явно была раздражена.

— В чем дело? — спросила она, пытаясь придать своему голосу взволнованный оттенок.

— Это опять твои дети!!! Они снова трогали вещи Франческо.

Роза приготовилась к обороне.

— Это неправда. Они знают о том, что туда нельзя входить.

— Но если это не они, то кто же еще?

— Я не знаю, — отрезала Роза, скрестив руки. — Но мои дети не имеют к этому никакого отношения. Клянусь!

— Мы спросим их, когда вернемся домой, — дипломатично произнесла Альба.

— Прекрасно. Спрашивайте, сколько хотите. Однако я знаю, что я права. Ведь нельзя же каждый раз обвинять моих ребятишек в том, что какая-нибудь из безделушек Франческо ни с того ни с сего появилась вдруг в гостиной.

— Ну же, дорогая, вряд ли в этом можно обвинить твоего отца, Юджина или Тото.

— Мне не нравится то, что вы меня все время упрекаете. — Глаза Розы заблестели. — Я уже и так на цыпочках хожу по дому, постоянно опасаясь сделать или сказать что-то не так. Мне все время кажется, что это, возможно, мои дети обижают тебя или еще чего похуже. Задуй же, наконец, свечу, которой ты никак не даешь потухнуть. Ведь прошло уже три года, Козима.

Козима пристально посмотрела на сестру.

— Три года? — медленно произнесла она. — Ты думаешь, что три года — это достаточно долгий срок? Что ж, позволь мне тогда сказать, что каждый день я прилагаю усилия, чтобы прожить его. Каждая секунда — это настоящая пытка. Каждый момент своей жалкой жизни я чувствую свою утрату, как будто лишилась ног… Я живу с одной мыслью, чтобы все поскорее закончилось и я смогла присоединиться к нему, где бы он ни находился. Но я боюсь. Потому что не знаю, есть ли что-нибудь после смерти.

— О Козима, — вздохнула Альба, прижимая ее голову к своей груди. — Франческо пребывает с Господом.

— С меня хватит! — оборвала Роза. — Я сыта по горло обвинениями в свой адрес. Мы переедем отсюда, как только найдем себе жилье. Становится до боли смешным жить всем вместе под одной крышей. Мы уже давно напоминаем консервную банку с кильками…

— Роза, не глупи! — начала Альба, но та уже, тяжело ступая, направилась в кухню.

— Мне жаль, Альба, — засопела Козима. — Но она не понимает.

— Она еще слишком молода и наивна. Ей никогда не приходилось, как нам с тобой, испытать горечь потери. Мы все в конце концов уходим из этого мира, и уверяю тебя — в лучшее место. Твой Франческо продолжает жить, только находится в другом измерении.

Козима обвила руками Альбу, всхлипывая у нее на груди.

— Жаль, что мне не хватает мужества положить конец своим страданиям.

— Поверь мне, гораздо большее мужество продолжать жить.

Люк и профессор беседовали на террасе до обеда. В ресторане становилось все многолюднее. Наконец появилась Роза, однако она выглядела напряженной. Казалось, она больше не желала вести разговоры о замке. Когда она принесла им счет, Люк благожелательно ей улыбнулся. Расплатившись, он не позабыл дать щедрые чаевые. В знак благодарности Роза ответила ему кивком головы, а затем направилась к остальным посетителям. Спустя какое-то время появилась Козима. От слез ее лицо покрылось красными пятнами, а бледная кожа выделялась на фоне мрачного черного платья. Даже если она и увидела Люка, то просто не обратила на него внимания.

— А вот и твоя прекрасная вдова, — заметил Карадок, снова цитируя стихи: