Мистер Гонзалес повозил по своему столу тряпкой, думая, как это с ним бывало каждое утро именно в это время, когда в конторе еще зябко и пустынно, а причальные крысы в стенах играют сами с собой в свои исступленные игры, о том счастье, подаренном ему союзом со «Штанами Леви». На реке сухогрузы, скользившие сквозь расползавшийся утренний туман, ревели что-то один другому, и низкие звуки их сирен эхом отдавались среди ржавевших шкафов-регистраторов конторы. Под боком у него щелкал и потрескивал маленький обогреватель — детали его разогревались и расширялись. Закуривая первую из десяти своих ежедневных сигарет, мистер Гонзалес бессознательно внимал всем звукам, начинавшим его рабочие дни все двадцать лет. Докурив ее до фильтра, он погасил окурок и вытряхнул пепельницу в мусорную корзину. Ему всегда нравилось поражать мистера Леви чистотой своего стола.

Рядом с его столом стояла конторка мисс Трикси. Каждый из полуоткрытых ящиков был набит старыми газетами. Среди маленьких сферических образований пыли под конторкой лежал кусок картона, подоткнутый под один из углов, чтобы стояло ровнее. Вместо мисс Трикси стул ее занимали пакет из коричневой бумаги, наполненный ветхими лоскутами, и моток бечевки. Окурки переваливались через края пепельницы прямо на стол. Эту загадку мистеру Гонзалесу никогда не удавалось разгадать: мисс Трикси не курила. Он допрашивал ее на этот предмет несколько раз, но связного ответа не добился. В рабочем месте мисс Трикси было нечто магнетическое. Оно притягивало к себе все конторские отходы, и кто бы ни терял ручек, очков, кошельков или зажигалок, находили их обычно где-нибудь в недрах ее конторки. Мисс Трикси также копила все телефонные справочники, которые припрятывались в одном из набитых под завязку ящиков.

Мистер Гонзалес собирался было обыскать рабочее место мисс Трикси, рассчитывая найти пропавшую подушечку для печатей, когда дверь открылась, и в контору вползла сама мисс Трикси, шаркая по деревянному полу туфлями на резиновой подошве. При ней находился другой бумажный пакет, кажется, содержавший тот же ассортимент лоскутов и бечевки, если не считать подушечки для печатей, выглядывавшей сверху. Уже два или три года мисс Трикси таскала с собой эти пакеты, и иногда под ее конторкой скапливалось три или четыре — их смысла или назначения она никогда никому не открывала.

— Доброе утро, мисс Трикси, — выкрикнул Гонзалес своим искрометным тенорком. — И как мы сегодня поживаем?

— Кого? О, здрасьте, Гомес, — немощно отозвалась мисс Трикси и галсами подрейфовала в сторону дамской комнаты, будто вступая в единоборство с бурей. Мисс Трикси никогда не принимала идеально вертикального положения: они с полом постоянно держали друг друга в состоянии некоторого наклона.

Мистер Гонзалес воспользовался ее исчезновением, чтоб изъять свою подушечку из ее пакета, и обнаружил, что она вся покрыта тем, что на ощупь и по запаху казалось жиром копченой грудинки. Интересно, размышлял он, вытирая подушечку, сколько остальных сотрудников появится сегодня. Как-то год назад на работу пришли только они с мисс Трикси, но это случилось еще до того, как компания ввела пятидолларовую месячную надбавку. Но все равно конторские помощники в «Штанах Леви» частенько бросали работу, даже не позвонив мистеру Гонзалесу. Это служило постоянным источником беспокойства, и после прибытия мисс Трикси он всегда с надеждой поглядывал на дверь, а особенно — теперь, когда фабрика должна была вот-вот начать поставки партий весенне-летнего сезона. Если говорить наверняка, помощь в конторе ему нужна была до крайности.

За дверью мистер Гонзалес приметил зеленый козырек. Неужели мисс Трикси вышла через фабричный цех и решила вернуться сквозь парадную дверь? С нее станется. Однажды утром она удалилась в дамскую комнату и была обнаружена мистером Гонзалесом в конце рабочего дня на верхнем складском этаже спящей на кипе товара. Но тут дверь открылась, и в конторе обозначилась одна из самых крупных фигур, что мистер Гонзалес видел в жизни. Мужчина удалил с головы зеленую шапочку и явил густые черные волосы, приклеенные к черепу вазелином по моде двадцатых годов. Когда с фигуры слезла куртка, мистер Гонзалес обратил внимание на складки жира, затянутые в узкую белую рубашку, вертикально разделенную широким цветастым галстуком. Похоже, вазелин применялся и к усам, поскольку блестели они очень ярко. Выше наблюдались невероятные изжелта-небесные глаза, обрамленные тончайшей вязью розоватеньких сосудов. Мистер Гонзалес чуть ли не вслух взмолился, чтобы этот библейский бегемот оказался претендентом на должность. Он был поражен и ошеломлен.

Игнациус же оказался, наверное, в самой сомнительной конторе, куда ему только доводилось заглядывать. Голые лампочки, свисавшие с покрытого пятнами потолка через неравные интервалы, отбрасывали слабый желтый свет на вздутые половицы. Старые шкафы для бумаг делили комнату на несколько маленьких закутков, в каждом из которых стояло по столу, некогда покрытому своеобразным оранжевым лаком. Сквозь пыльные конторские окна открывался серый вид на причалы Польского проспекта, Армейский Терминал, Миссиссиппи и в отдалении — на сухие доки и крыши Алжира на другом берегу. В комнату бочком проковыляла очень старая женщина и немедленно столкнулась со стенкой шкафчиков. Вся атмосфера тут напомнила Игнациусу его собственную комнату, и клапан его согласился с этим выводом, радостно открывшись. Игнациус чуть ли не вслух взмолился, чтобы его на работу приняли. Он был поражен и ошеломлен.

— Да? — жизнерадостно осведомился резвый человечек, сидевший за чистым столом.

— О, я просто подумал, что здесь заправляет всем эта дама, — ответил Игнациус самым своим громоподобным голосом, решив про себя, что этот живчик отравляет всю контору. — Я пришел в ответ на ваше рекламное объявление.

— О, чудесно. На которое? — восторженно вскричал человечек. — Мы публикуем в газетах два — для мужчины и для женщины.

— А по которому, вы считаете, я пришел? — возопил Игнациус.

— Ох, — ответил мистер Гонзалес в великом смятении. — Я очень извиняюсь. Я не подумал. Я имею в виду, что пол значения не имеет. Вы могли бы справиться с любой работой. Я имею в виду, что пол меня не интересует.

— Пожалуйста, не стоит об этом, — промолвил Игнациус. Он с интересом заметил, что старушка за своим столом уже начала клевать носом. Условия работы выглядели превосходно.

— Заходите, садитесь, прошу вас. Мисс Трикси возьмет ваши куртку и шляпу и повесит их в гардероб для служащих. Нам хочется, чтобы в «Штанах Леви» вы чувствовали себя как дома.

— Но я же с вами даже не поговорил.

— Это ничего. Я уверен, что наши взгляды совпадают. Мисс Трикси. Мисс Трикси!

— Кого? — вскрикнула та, сшибая свою заряженную пепельницу на пол.

— Ладно, я сам отнесу ваши вещи. — Мистеру Гонзалесу слегка досталось по руке, когда он потянулся за шапочкой, но куртку взять ему позволили. — Какой прекрасный у вас галстук. Такие сейчас очень редко встречаются.

— Он принадлежал моему усопшему отцу.

— Мне жаль это слышать, — сказал мистер Гонзалес и поместил куртку в старый металлический гардероб, где Игнациус заметил пакет, похожий на те два, что стояли рядом с конторкой старушки. — Кстати. Это мисс Трикси, наша старейшая сотрудница. Вы с удовольствием познакомитесь с нею.