В отеле «Синдбад Мирамар» среди обслуживающего персонала были как мусульмане, так и христиане. Одного из них, бармена с мечтательной улыбкой и прищуренными глазами, звали Муххамед. Другого, усатого, редко улыбающегося уборщика этажей и номеров, – Эни. Мусульманин и христианин. Разницы между ними я не заметил никакой. Они сливались в одну общую массу, главным желанием которой было как угодно вытащить из клиента чаевые, выпить где-нибудь алкоголь и переспать с какой-нибудь женщиной.

В моем номере, который оказался классом явно ниже, чем заявленные в туристическом контракте четыре звезды, не работал кондиционер, отсутствовал холодильник, в душевой не было ни мыла, ни туалетной бумаги, а на полу под унитазом натекала большая лужа воды. «Все о’кей?» – бодро спросил меня Эни, прежде чем уйти из номера и получить пять фунтов чаевых. «О’кей», – сказал я ему и попросил принести в номер мыло и сделать так, чтобы вода не натекала. Мне было лень, да и противно ругаться из-за номера; наверное, если бы я был с женой или с девушкой, я бы это сделал, а так – нет. Хотелось побыстрее пойти на пляж, искупаться.

«О’кей, все будет, и мыло и вода», – пообещал на плохом английском с широкой улыбкой Эни и быстро ушел. Я разделся, надел шорты и стал его ждать, чтобы принять душ. Мыться без мыла было как-то странно. Но в течение часа он не вернулся. Я спустился на первый этаж. Эни стоял и разговаривал с портье, молодым чернявым парнем с бархатными черными глазами. Увидев меня, христианин-копт радостно-кисло заулыбался и громко спросил: «Все о’кей?» Слева облокотился локтями о стойку бармен мусульманин Муххамед, мечтательно улыбаясь, он смотрел в мою сторону, думая о чем-то своем.

– О’кей, – кивнул я Эни.

– Смотри, ваши русские девушки здесь живут. Красивые, секси! – вдруг панибратски наклонившись ко мне, заговорил Эни, показывая на двух идущих мимо девушек – одна была в шортах, другая в короткой юбке. Проходя мимо, девушки не повернули в нашу сторону голов. На вид им было лет по девятнадцать, двадцать. У одной был очень надменный вид – нацепив на глаза темные очки, она так задрала голову, что глядит, казалось, в потолок. Фигура у нее была вызывающе сексуальной, особенно зад, едва прикрытый белой теннисной юбкой.

Я решил вернуться в номер и принять душ как есть. Поднимаясь по лестнице, я видел, как Эни, кивая портье на выходящих на улицу девчонок, с восторженной улыбкой дергал бедрами, показывая, как бы он отымел эту пару подруг. Портье быстро кивал бархатными ресницами.

Через полчаса, спустившись в холл, я узнал, что своего пляжа у отеля нет, но постояльцы могут ходить загорать на территорию другого отеля под названием «Саунд Бич Хотел». Это была еще одна новость, о которой меня не предупредили в Москве. В любом четырехзвездочном отеле положен холодильник в номере, – говорил Максим Максимович, – и кондиционер, и пляж рядом. Все как у свободного человека, который заплатил за временное обладание кусочком цивилизации.

Но, похоже, все дело в размере заплаченных сумм. Если бы я взял тур подороже, как мне предлагали, с системой «все включено», там непорядок наверняка бы тоже имелся – только менее заметный. Например, личинки ленточных червей во льду для коктейля, что иногда подают в барах на средиземноморских курортах, если официант из-за презрения, спешки или безразличия заморозит вам лед из водопроводной воды, а не из очищенной. А чем больше платишь, тем сильнее недостатки мира услуг вытесняется из материальной области в духовную. Состоятельные граждане – по крайней мере, в России – нередко несчастливы в личной жизни, они страдают от неврозов, заключений в тюрьму, убийств, самоубийств. У бедных же людей основные беды сосредоточены в нищете. Все их услуги, купленные на малые суммы, оборачиваются физическими или материальными страданиями. Например, отравление некачественной пищей, дурное медицинское обслуживание, трескающиеся дешевые ботинки, бесправие в суде, милиции, ломающиеся на дороге старые автомобили. Средний класс, который находится между, призван вычертить в жизни человека золотую середину. Для этого он опрощает свои эмоции и чувства, гасит тревожное ощущение прекрасного, заменяя его улыбчивым чувством красивого, средне преуспевает, создает средние предприятия, средние семьи и становится среднесчастливым.

Но есть ли абсолютные счастливчики на свете?

Тищик как-то рассказывал мне, что в бытность свою матросом на советском судне он заплыл однажды на крохотный островок в Тихом океане под названием Кирибати. Их судно потерпело аварию, и шторм пригнал его к этому острову. Жители Кирибати встретили матросов радостно – ведь корабли заходят туда только раз в год, еще иногда прилетает самолет, нанятый какой-нибудь исследовательской экспедицией или богатыми туристами. Архипелаг Кирибати раньше принадлежал Франции, недавно обрел независимость и сейчас ведет автономное, закрытое от всего мира существование. Он лежит в стороне от морских путей. Чтобы добраться туда, надо совершить длительное и затратное путешествие с несколькими пересадками во многих странах, начиная с Франции. Тищик рассказывал, что кирибатийцы не знают, что такое налево и направо, и живут в хижинах без дверей, потому что им в голову не приходит что-то друг у друга воровать. У них нет излишеств, неравенства, нищеты. Одежды там особой не нужно, еда есть в изобилии в море и на суше. Еще Кирибати славится тем, что это единственное место в мире, где начинается на планете временной отсчет Нового года. Поэтому иногда сюда приезжают богатые западные туристы и первыми на Земле встречают Рождество и Новый год. Вести с больших континентов доходят до кирибатийцев редко и с трудом – поэтому на острове нет соблазнов. А также почти нет телевидения, телефонов, Интернета – все это имеется только в маленьком поселке – столице страны с единственной на всю страну больницей. Свое имя житель Кирибати может поменять, когда ему вздумается. Некоторые кирибатийцы для разнообразия меняют имена почти каждый месяц. Старики и больные, чтобы не докучать близким, обычно заканчивают свою жизнь самоубийством – для этого они выпивают специальный отвар из растений и легко отходят в мир иной. Их родственники относятся к такому выбору с пониманием и не сильно расстраиваются.

Генка Тищенко, который с командой ждал на Кирибати помощи почти месяц, получил на острове новое имя, которое в переводе значило Рыба-шар. Почему рыба, да еще и шар? – спрашивал я Гену. Он объяснял, что поймал однажды в рифе странную рыбу, которая раздувается, как шар и ощетинивается иголками – таким образом она защищается от нападения хищных рыб и поэтому практически неуязвима. Тищика так восхитила эта рыба, что одна местная девушка, которая полюбила его и обещала, что родит от него сына, стала называть его Рыбой-шар – чтобы Гена всегда был защищен от невзгод и опасностей. Но это имя осталось на острове: пришел советский тральщик и отбуксировал судно до ближайшего порта, лежащего в десяти тысячах миль. Тищик иногда говорил мне, когда начинал выпивать: «Саш, а может, бросить все и свалить на Кирибати? Там меня ждет женщина, которая не знает, что такое налево и направо, дом без дверей и сын, которого неизвестно как зовут. И я там стану Рыбой-шар, которую никто не может проглотить… А не понравится – так выпью отвар и дело с концом!» – смеялся он. «Ты и здесь можешь поменять имя в паспорте, – отвечал я ему на это. – И можешь выпить хоть яд или из окна выпрыгнуть, какие проблемы?» – «Не-е-е-т, Саш, – кисло улыбаясь, мотал головой Гена и смотрел с задумчивой негой куда-то внутрь себя, – ты не понимаешь… Ты не понимаешь, что есть такие удивительные места, где особенно как-то чувствуешь, что именно тут тебе будет хорошо умереть! Вот в таких местах и жить надо, Сашка! Неужели не понимаешь?»