Они остановились у лепного портала.

— Внутри на стене висит ключ, но не знаю, подойдет ли он. Им никогда не пользуются. Грабители часовен— это, знаешь ли, редкость, — И Айша быстрыми шагами направилась обратно к дому.

Шиб толкнул дверь. В лицо ему пахнуло пылью, землей, холодом и старостью. Деревянные козлы были накрыты фиолетовым бархатом с золоченой бахромой. На них, прямо напротив алтаря, приготовленного для мессы, стоял стеклянный гроб.

Шиб закрыл за собой дверь, снял со стены большой старинный ключ и сунул его в скважину. Ключ повернулся. Отлично. Времени было мало. Он раскрыл чемоданчик, вынул оттуда коробку со специальной косметикой, натянул каучуковые перчатки с таким чувством, будто собирался совершить преступление. Поднял стеклянную крышку, которая показалась ему весом с тонну.

Элилу лежала на спине. Глаза закрыты. Белокурые пряди рассыпались вокруг головы, руки скрещены на груди, ноги плотно сжаты, губы склеены специальным клеем.

Шиб, с пересохшим от волнения ртом и колотящимся сердцем, стараясь не смотреть на закрытые глаза девочки, просунул правую руку между ее худеньких бедер. Ему снова захотелось убежать. Он слегка оттянул резинку трусиков, просунул пальцы внутрь.

Ты не можешь этого сделать, Шиб, ты не можешь сотворить такое с трупом маленькой девочки. Но нужно узнать...

Шаги по гравию. Стук хлопнувшей автомобильной дверцы. Скорее! Шиб просунул обтянутый перчаткой средний палец между застывших складок детского полового органа, которые казались сомкнутыми наглухо. Интересно, сколько лет тюрьмы можно получить за осквернение трупа?.. Лет пять?,.

Он нажал сильнее. Шаги приблизились. Послышался шум голосов. Быстрее, черт побери, быстрее!

Потом Шиб, сгорая от стыда, убрал руку, снова сдвинул ноги девочки, оправил на ней платье, опустил крышку гроба, быстро подошел к двери и бесшумно повернул ключ. Он едва успел стянуть перчатки и сунуть их в чемоданчик, как на пороге появился Жан-Юг Андрие со сжатыми челюстями.

— Айша сказала, вы решили произвести последний осмотр? — ледяным тоном спросил он.

— Да, я хотел убедиться, что все в порядке. Иногда... некоторые детали... Лучше все же...

По здешнему обычаю, он не закончил фразу. Андрие, кажется, успокоился.

— Она прекрасна, не правда ли? — прошептал он, слегка кивнув в сторону гроба. — О, боже мой, какой красавицей она могла бы стать!

Жан-Юг с трудом подавил рыдания, тело сотрясла дрожь, и он покинул часовню, шагая как робот.

Шиб остался стоять с пылающим лицом.

Элилу не была девственницей! Он не обнаружил плевы. У девочки восьми лет! Как такое могло случиться? Врожденный недостаток? Разрыв вследствие падения? Или катания на пони?..

Ее изнасиловали, вот в чем дело. Кто-то изнасиловал ее и убил.

Сообщить в полицию? У Грега наверняка есть связи в комиссариате— Но что сказать?

— Здравствуйте, месье Морено.

Он едва не наткнулся на Бланш, мертвенно-бледную, в темно-синем шелковом платье, как обычно, — почти без грима и украшений. Ее плечи были сгорблены, глаза опущены на маленький золотой крестик на шее.

— Мой кузен, отец Дюбуа, — продолжала она, указывая на невысокого худощавого человечка со строгим лицом, в темно-сером костюме, с серебряным крестиком, прикрепленным к лацкану пиджака.

Священник слегка склонил голову, не говоря ни слова. Шиб машинально отметил, что глаза и волосы у него тоже серые. Над воротничком с острыми краями выступало адамово яблоко. Тонкие губы, казалось, не умели улыбаться. Больше напоминает не педофила, а гестаповца в отставке, подумал Шиб. В этот момент с ним поздоровалась Бабуля. Веки у нее опухли от слез, в руке она комкала платок. Потом Бланш познакомила Шиба со своими друзьями Лабаррьерами, супружеской четой лет под пятьдесят — оба холеные, здоровые, розовощекие, безукоризненно одеты и причесаны, на ней изящные украшения, на нем галстук от Брейера. Чета Осмонд, соседи, примерно того же возраста, выглядели не столь безупречно. У Джона Осмонда оыло пивное брюшко, у его жены Клотильды— нос в красноватых прожилках. Оливково-зеленый костюм Джона делал его похожим на фермера, а плохо скроенное бесформенное платье Клотильды придавало ей вид монашки в мирской одежде. Что касается Шассиньоля и его спутницы, тут был совсем другой коленкор. Реми Шассиньоль, деловой партнер Андрие, выглядел как типичный преуспевающий бизнесмен с бульдожьей хваткой— уверенный в себе, одетый в баснословно дорогой костюм от Жиля Массона, с густой темной шевелюрой, серо-стальными глазами и орлиным носом. Его «фифа», как выразилась Айша, была обладательницей огромного бюста и мощного зада. Вся эта роскошь была втиснута в узкое укороченное темное платьице, явно от дорогого модельера. Длинные белокурые волосы женщины ниспадали на плечи, пухлый влажный рот был слегка приоткрыт, словно она пребывала в постоянном восхищении.

Вежливые рукопожатия, легкие улыбки, пара фраз, произнесенных вполголоса, кивок головой в знак скорби и сострадания...

Шарль держался чуть в стороне, глаза у него покраснели— очевидно, он тоже плакал, — руки были скрещены на груди. Юноша стоял очень прямо: в своем темном костюме со стрижкой бобриком он был точной копией отца. Смерив Шиба взглядом, Шарль решил не здороваться с ним.

— Выпьете что-нибудь? — Голос Бланш прозвучал из-за его спины.

— Я бы выпил воды, спасибо.

Она сделала знак человеку в белой куртке — одному из нанятых на сегодня слуг, о которых говорила Айша.

Бланш... Он наблюдал за изящной линией ее затылка. Положить руку, привлечь к себе, защитить. Защитить от чего? От кого? От Смерти? Смешно...

Или от правды, которой она не знает? Что кто-то надругался над ее ребенком? Сможет ли он сказать об этом? Нет. Значит, пусть убийца остается на свободе? Да. Потому что нет полной уверенности—только смутные подозрения.

А вдруг он ошибся? Шиб залпом осушил бокал минеральной воды. Нужно позвонить Гаэль. Он подумал, нельзя ли на некоторое время незаметно отлучиться и позвонить прямо сейчас, но тут отец Дюбуа кашлянул.

— Дамы и господа, не угодно ли вам следовать за мной...

Шиб заметил легкую тень испуга, промелькнувшую на лице спутницы Шассиньоля, имени которой он не расслышал. Что-то вроде Винни. Про себя он окрестил ее Винни-Пушкой— выпирающие из-под платья телеса и впрямь напоминали пушечные ядра. Бабуля прижала руку к груди, затянутой в серый английский костюм, и глубоко вздохнула. Шарль подошел к ней и положил свою большую руку рано развившегося подростка на ее запястье, усеянное старческой пигментацией. Она, вымученно улыбаясь, погладила его по голове. Бланш, склонив голову, кусала пальцы. Андрие обнимал ее за плечи. Осмонды мрачно уставились в землю, Лабаррьеры, напротив, демонстративно подняли очи горе.

Маленькая процессия подошла к часовне в полной тишине, нарушаемой лишь хрустом гравия под ногами. Шиб медленно и глубоко дышал, пытаясь успокоить взвинченные нервы.