Унваллис тяжело вздохнул.

— Тогда перейдем к другому вопросу, весьма деликатному. К могиле Скилганнона.

— В чем же вопрос? Могила оказалась пустой.

— Не в пещере, Ландис, а в полумиле оттуда, на сухом островке.

— Там лежал не он. Да, я нашел там старые кости, но захороненные с ними предметы относятся не к тому времени.

— Один из твоих землекопов донес, что там нашли два меча в одних ножнах.

— Неправда. Мы нашли большой двуострый топор, не тронутый ржавчиной, и несколько горшков с золотом. Монеты позднего дренайского периода, с изображением короля Сканды. Они у меня еще сохранились, если хочешь взглянуть.

— Зачем ты поставил у своих земель защитные чары, Ландис? — спросил Унваллис тихо, пристально глядя на своего друга.

— Я не люблю, когда за мной наблюдают, — избегая его взгляда, ответил Ландис. — Я частное лицо, и подглядывание Мемнона раздражает меня. Я его всегда недолюбливал. Очень надеюсь, что Вечная разгадает его змеиную натуру и наденет его голову на кол.

— Верно, верно. Мемнона никто не любит, однако рассмотрим факты. Ты, как и Агриас, создаешь джиамадов. Ты отказываешь Вечной в праве на проход через твои земли. Ты поставил защитные чары, чтобы помешать Вечной видеть, чем ты здесь занимаешься. Я ничего не исказил? Ты согласен?

— Звучит не лучшим образом, правда? — с натянутой улыбкой заметил Ландис.

— Далеко не лучшим. Я твой друг и хочу тебе помочь. Но если я уеду отсюда, не заключив соглашения, мне за тебя будет страшно.

— Она же знает, что я никогда... не причиню ей зла. — Унваллис расслышал испуг в голосе Ландиса.

— Я не могу ручаться за то, что Вечная знает. Зато мне известно, как она поступает с теми, в ком видит угрозу. Ты полагаешь, что долгие и близкие отношения с ней сохранят тебе жизнь? Пустая надежда. Мемнон послал Теней к южному перевалу, о котором ты говорил. Возможно, они оттуда пойдут на север, чтобы расправиться с одним из вождей мятежников, но с тем же успехом они могут перевалить через горы и явиться к тебе.

— Нет, друг мой, она меня не убьет. Это я подарил ей жизнь. Ты хотел знать, как долго я ей служил. Так вот, я жил еще до Вечной, Унваллис. Первой моей Возрожденной стала она. Я вернул ее. Она не способна лишить меня жизни. Возвращайся и скажи Вечной, что я ей не враг. Скажи, что убежден в этом. Она поверит тебе. Скажи, что мне нужно немного подумать над ее предложением.

Сердце Унваллиса дрогнуло.

— Неужели ты так плохо ее знаешь, Ландис? Не помнишь, скольких она обрекла на смерть? А ведь многие из них тоже любили ее. Говорю тебе: твоя жизнь под угрозой.

— Мне нужно немного времени, только и всего. Совсем немного. Попроси ее от моего имени и увидишь. Она не откажет. Не хочешь ли теперь посмотреть те дренайские монеты? Это большая редкость.

Час был поздний, но Скилганнон не спал. Стоя на балконе, он дышал ночным воздухом и смотрел на озаренные луной горы. Гарианна была беременна, а он и не знал. Трудно свыкнуться с этим. Он не любил эту воительницу с больной душой, но ее судьба не была ему безразлична. Почему она ему не сказала? Ни она, ни Устарте? Разве мужчина лишен права знать, что у него есть сын?

«Твой сын умер тысячу лет назад», — с горечью сказал он себе.

Он представил себе лицо Декаде Был ли сын похож на него? Скилганнон надеялся, что Декадо ему понравится, что он найдет в нем какое-то сходство с собой. Сходства он не нашел и не почувствовал к этому заносчивому юноше ничего, кроме неприязни. Тот тоже явно его невзлюбил. «Ну что ж, — подумал Скилганнон с улыбкой, — не так уж мы и несхожи в таком случае».

Он услышал, как кто-то открыл дверь комнаты, и обернулся. Дворецкий Энсинар поклонился ему, тряхнув зачесанными на лысину волосами.

— Господин послал меня посмотреть, не спите ли вы. Он просит вас спуститься к нему в библиотеку.

Скилганнон, кивнув, последовал за ним по опустевшему ночному дворцу. Ландис при свете ламп казался осунувшимся и бледным. Отпустив Энсинара, он предложил Скилганнону сесть.

— Дела мои плохи, — вздохнув, сообщил он.

— Извини, что я поддразнивал твоего гостя. Это было невежливо.

— Я не об этом, — махнул рукой Ландис. — Я сам был глупцом, который в заносчивости своей надеялся обмануть такого умного человека, как Унваллис. И саму Вечную. Я не преуспел в этом, но думаю, что время еще есть. Уверен, что есть.

— Ты хотел меня видеть.

— Да, прости. Столько всего в голове. Мысли мечутся и жужжат, как сердитые пчелы. — Ландис отошел к дальней стене, сдвинул панель и с заметным усилием достал тяжелый топор с черной рукоятью и двумя лезвиями. — Тебе знакомо это оружие?

— Да. — Скилганнон взял его из рук Ландиса. — Это Сна-га, топор Друсса-Легенды.

— «Паромщик, не знающий возврата», как гласят руны на топорище. Могуч должен быть человек, чтобы сражаться таким.

— Он и был могуч. Топор, как я понимаю, тоже взят из моей могилы.

— Да. Как он достался тебе?

— Это подарок одного великого полководца. Друсс пал, сраженный его воинами, при защите Дрос-Дельноха. Я пришел к военачальнику и попросил у него топор.

— И кости, которые ты положил в медальон и стал носить у себя на шее.

— И кости. Знает ли Харад, что он Возрожденный?

— Нет. Но теперь, когда стало известно, кто он, можно попросить Гамаля отыскать в Пустоте его душу.

— Я уже говорил тебе, что там он его не найдет. Хорошему человеку нечего делать в этом проклятом месте. Он давно прошел дальше, в обитель героев. Ты и так уже натворил дел, Ландис. Оставь все, как есть.

— В твоих словах больше правды, чем ты думаешь. — Ландис сгорбился на своем стуле. — Когда завтра увидишь Харада, передай ему этот топор от меня в подарок, хорошо?

— Скорее уж от меня, раз он лежал в моей могиле, — улыбнулся Скилганнон. — Хорошо, передам. Думаю, Друссу бы это пришлось по душе. Схожу с Харадом в горы, а потом уеду отсюда. Твоя борьба с Вечной — не моя забота.

— Я понимаю тебя. Хорошо понимаю. Каким же я был глупцом, несмотря на свой возраст и свою мудрость. Устарте не богиня, и нет на ней благословения Истока. Она просто одаренная джиамадка, созданная, вероятно, таким же, как я. — Ландис, невесело рассмеявшись, покачал головой. — Я думал, твое возвращение уравняет весы в мою пользу. Думал, Исток простит меня, если я исполню пророчество Устарте.

— За что простит?

— За муки этого мира, дитя мое. Это я дал Вечной жизнь. Я научился управлять машинами для создания джиамадов. Все противоестественные ужасы, от которых стонет эта благословенная земля, лежат на моей совести.

— Смешанные существовали и до тебя, Ландис. Надирские шаманы умели их создавать. Не бери на себя слишком тяжкий груз.