За полчаса ковыряния в коже Хакворта на площади примерно в квадратный миллиметр они увидели несколько десятков мушек – число для того времени неудивительное. Почти все были взорваны. Мушки недолговечны – они маленькие, но сложные, на защитные системы места почти не остается; при встрече с космическим излучением они погибают. Энергии они тоже вмещают мало, поэтому через короткое время дохнут сами собой. Изготовители компенсируют это количеством.

Почти все мушки были так или иначе связаны с новоатлантической иммунной системой, то есть представляли собой иммунокулы, чья задача – рыскать по грязной литорали Нового Чжусина, выискивая лидарами чужаков – нарушителей Протокола. Викторианцы воспользовались дарвиновским отбором, чтобы вывести хищников для определенных жертв; это было изящно и действенно, но вело к появлению форм, до которых человек не допер бы ни за что в жизни, как, твори он мир, не выдумал бы ежовой крысы. Доктор Икс не пожалел времени увеличить изображение особо причудливой мушки-убийцы, сомкнувшей смертельное объятие на неклеймленом чужаке. Это совсем не обязательно означало, что враг проник в самую кожу Хакворта; скорее дохлые мушки осели с пылью на его стол и уже оттуда попали на руку.

Чтобы объяснить, какую именно мушку они ищут, Хакворт принес репей, который снял с Фиониных волос после прогулки в парке. Он показал репей доктору Икс, тот мгновенно все понял и почти сразу нашел искомое. Эта мушка разительно отличалась от остальных, поскольку назначение, как репей, имела одно – липнуть к чему попало. Ее несколько часов назад создал индпошивовский матсборщик по заложенной программе, разместив миллионы таких репьев на обложке «Букваря». Многие прилипли к ладони Хакворта, когда тот впервые взял книгу в руки.

Многие остались на обложке, в кабинете, но Хакворт все предусмотрел заранее. Сейчас он сказал об этом вслух, просто на всякий случай, чтобы доктор Икс и его помощники не строили лишних планов.

– В репей встроен часовой механизм, – сказал он, – который сработает через двенадцать часов. У нас осталось шесть, чтобы скачать информацию. Она, естественно, закодирована.

Доктор Икс улыбнулся впервые за весь день.

Доктор Икс идеально годился для этой работы именно в силу своей беспринципности. Он сдирал чужие изобретения: коллекционировал искусственных мушек, словно какой-нибудь чокнутый викторианский энтомолог. Он разнимал их атом за атомом, исследовал принцип действия и, если находил что-нибудь новое, заносил в свою базу данных. Поскольку большинство этих полезных свойств возникало в ходе естественного отбора, доктор Икс, как правило, узнавал о них первым.

Хакворт был «генератор идей», доктор Икс – «ковыряльщик». Различие это по меньшей мере так же старо, как цифровая ЭВМ. Генератор генерирует новую технологию и, едва исследовав ее возможности, перескакивает на следующий проект. Ковыряльщик пользуется меньшим уважением, ведь со стороны кажется, будто он топчется на месте, потрошит давно не новые системы, вытягивает составные части, заставляет их делать то, чего никак не ожидал бы генератор.

Доктор Икс выбрал пару сменных манипуляторов из своего необычайно обширного арсенала. Одни, казавшиеся Хакворту знакомыми, были слизаны с викторианских, индостанских и ниппонских образцов; другие, ни на что не похожие, натуралистические, видимо, прежде входили в состав новоатлантических иммунокул – структуры, порожденные эволюцией, а не конструкторской мыслью. Двумя такими захватами доктор подцепил репей – покрытый алюминием мегапузырь, ощетинившийся проволочными крючками; на некоторых, как на шампурах, сидели хлопья сухой кожи.

Под руководством Хакворта доктор повернул репей и нашел свободный от щетинок участок: круглое углубление с узором из ямок и выступов, похожее на стыковочный порт космического корабля. По ободу его было выведено: IOANNI HACVIRTUS FECIT[2].

Доктор Икс в объяснениях не нуждался. Это был стандартный разъем, для которого у него под рукой имелось, наверное, не меньше десятка манипуляторов. Он выбрал один, подсоединил и отдал команду на шанхайском диалекте.

Потом стянул с головы обруч феноменоскопа и стал смотреть, как помощник наливает очередную чашку чая.

– Как долго? – спросил он.

– Около терабайта, – сказал Хакворт. Это означало емкость, не время, но он знал: доктор Икс сообразит.

Пузырь содержал в себе фазированную машинную лентопротяжную систему: восемь параллельных катушек с собственными устройствами чтения-записи. Сами ленты представляли собой полимерные цепочки, в которых логические нули и единицы обозначались разными основаниями. Все было вполне стандартное, доктор знал, что информация будет переписываться со скоростью примерно миллиард байтов в секунду. Хакворт только что сказал, что на ленте записано около триллиона байтов, значит, предстояло ждать приблизительно тысячу секунд. Доктор Икс воспользовался передышкой, чтобы в сопровождении помощников выйти из комнаты и заняться параллельными направлениями деятельности своего предприятия, известного под неофициальным названием «Блошиный Цирк».

Помощник доктора Икс распахнул дверь и беззастенчиво кивнул в сторону улицы. Хакворт нахлобучил цилиндр и вышел из Блошиного Цирка. Едкие китайские запахи ударили в лицо. У Хакворта аж слезу вышибло – казалось, в сотне миллионов горшков перекаливают кунжутное масло, кипятят опивки лапсанг сушонг, топят свиной жир, палят куриные перья и жарят чеснок. Пока глаза не привыкли, пришлось нащупывать мостовую кончиком трости. Он стал беднее на несколько тысяч международных валютных единиц. Деньги большие, но ни один отец не мог бы распорядиться ими разумнее.

Фактория доктора Икс располагалась в минском* сердце Шанхая; здесь, за оштукатуренными стенами, лепились маленькие кирпичные домики с черепичными крышами, обмазанные все той же серой штукатуркой. Из окон второго этажа торчали металлические шесты для белья, и казалось, дома фехтуют друг с другом через узкую улочку. Этот район примыкал к основанию городской стены, выстроенной в древности для защиты от японских ронинов и впоследствии срытой – сейчас на ее месте проходила кольцевая дорога.

Он относился к Внешнему государству, то есть заморские дьяволы сюда допускались, но, правда, лишь в сопровождении китайца. Дальше, в древнем городе, по слухам, прятался клочок Срединного государства – Поднебесной, или, как предпочитали говорить сами жители, ПН, куда иностранцам вход заказан категорически.

Помощник проводил Хакворта до границы, дальше тому предстояло идти через Прибрежную Китайскую Республику, включающую, помимо прочего, значительную часть Шанхая. Словно подчеркивая контраст, по углам кучковались молодые люди в европейских костюмах – они слушали громкую музыку, окликали женщин и вообще пренебрегали сыновним долгом.

Хакворт мог бы взять авторикшу – кроме них, велосипедов и мотороликов никакой транспорт не втиснулся бы в узкие улочки. Однако кто знает, какие подслушивающие или подглядывающие устройства спрятаны в шанхайских такси. Отъезд новоатлантического джентльмена из Блошиного Цирка, да еще в столь поздний час, способен заинтересовать жандармов – они так запугали преступный элемент, что теперь не знают, бедняги, к чему бы приложить руки. Мудрецы, провидцы и физики-теоретики могут только гадать, какая связь существует (если существует) между разносторонней деятельностью Шанхайского полицейского управления и реальным поддержанием порядка.